Без видимых повреждений

О'Хэнлон задумался о суициде, но такая перспектива наполняла его стыдом, и он не мог представить, как бросит Дон и Эйприл наедине с унижением, которое они перенесут из-за его поступка. За эти годы ему выписывали разные лекарства: Золпидем, Золофт, Клоназепам, Веллбутрин, Тразодон, Ремерон, Паксил, Лоразепам, Эсзопиклон. О'Хэнлон признался, что иногда снижал дозу и половину ссыпал в корзинку в ванной, а Дон об этом ничего не знала. Патрик тяжело переносил затуманенность сознания, которая наступала после принятия лекарств, а еще он «знал, что они еще пригодятся».

О'Хэнлону стало казаться, что люди над ним смеются. Он перестал выходить из дома. Сидел на стуле и смотрел в потолок, запрокинув голову и не шевелясь. Когда Эйприл видела его, она говорила что-нибудь вроде: «Пап, не унывай!» Мать О'Хэнлона попросила Эйприл подбадривать отца, и девочка пыталась. Но каждый раз, когда она это делала, Патрику становилось хуже, он чувствовал вину за то, что его проблемы и заблуждения – это ее ответственность. Он должен быть сильнее; ведь он в доме хозяин. Что с ним не так?

Давление усилилось. Подростковый бунт дочери, долгая дорога на новую ненавистную работу, семья вынуждена жить в крохотном пространстве, а у него больше нет профессионального статуса; квартира, которая принадлежала им с супругой, сильно просела в цене из-за кризиса. И в то же время возникли проблемы с новым домом: застройщик не соблюдал договоренности. Они подали в суд, и, по словам О'Хэнлона, через некоторое время застройщик позволил им разорвать контракт. Патрик говорит, что его семья была вполне платежеспособна, и застройщик вернул первый взнос, но, согласно материалам судебных заседаний, в результате тяжбы долги О'Хэнлона исчислялись десятками тысяч долларов. За несколько дней до убийств Дон решила вернуть мебель, купленную для нового дома. «Как будто, – говорит Патрик, – мы были обречены».

О'Хэнлон говорит, что любил свою семью. Любил их всех. «Я не ненавидел их, – рассказывает он, – накануне вечером я не испытывал к ним ни капли ненависти. Никаких негативных чувств, ноль без палочки, вообще ничего. У меня нет мотива». После убийства О'Хэнлон поездил по городу с веревкой в поисках места, где можно повеситься, а потом понял, что нужно дождаться, пока стемнеет. Он проглотил больше десяти таблеток Золпидема и позвонил пастырю, который и вызвал полицию. Когда О'Хэнлона допрашивали, он был так сильно накачан Золпидемом, что после совсем не помнил допроса (Патрику зачитали Правило Миранды, когда он находился под влиянием Золпидема, и поэтому он считает, что его права были нарушены). После ареста О'Хэнлон попытался совершить самоубийство, несколько раз бросившись головой вперед на металлическую раму двери камеры. Патрик потерял сознание в луже собственной крови, заработав пятнадцатисантиметровую рану на голове и повреждение позвоночника, после которого его должно было парализовать. Тот факт, что он выжил (для этого потребовалось несколько операций) и может двигаться, О'Хэнлон счел доказательством того, что Бог не случайно сохранил ему жизнь. Согласно психиатрической экспертизе, О'Хэнлон так сильно бился о дверь, что не приходилось сомневаться в его намерениях. «Я не знаю, что это, если не психическое расстройство», – написал врач.

Каждый раз, когда я приходила к О'Хэнлону, он усаживался и вновь заговаривал о том, что он – не тот убийца, которым его окрестили. «Насколько я понимаю, – говорит он, – меня исправили. Я в исправительном учреждении. И меня исправили». В его камере есть радио. Ему можно иметь тринадцать книг, и тюрьма разрешает доставку Amazon. На территории тюрьмы есть небольшая дорожка, и недавно, когда его наконец перестала беспокоить растянутая лодыжка, Патрик начал бегать. Он пробегает круг за три минуты, и обычно делает двенадцать кругов. О'Хэнлон называет себя образцовым заключенным: он не влезает в драки и не доставляет проблем сотрудникам тюремной охраны. Патрик возглавляет группу по изучению Библии, которую посещают другие заключенные. Он часто помогает им писать и отправлять письма семье и друзьям. Он пренебрегает правилами, организуя трехсторонние звонки, но почему-то не считает это нарушением.