Без видимых повреждений

Несколько экспертов указывают на то, что психическое здоровье вероятнее всего повлияло на совершенный О'Хэнлоном фамилицид, хотя суд не признал его «невиновным по причине безумия» (члены команды Вебсдейла сообщили мне, что такая стратегия защиты часто используется в случае, если преступник выживает, но она практически никогда не работает; представительница рабочей группы по обзору смертельных случаев домашнего насилия сказала мне, что она еще не встречала расследования, в котором не упоминались бы «неразрешенные проблемы с психическим здоровьем»). В какой степени отказ отнести действия О'Хэнлона в счет проблем с психическим здоровьем связан с распространенными в нашей стране предубеждениями по поводу психического здоровья? Нам несложно посочувствовать людям, страдающим психическими заболеваниями, когда они всеми любимы, и их действия влияют только на них самих (вспомните Робина Уильямса), но наше сочувствие ослабевает и, возможно, не без оснований, когда действия этих людей влияют на жизни других, как в случае с О'Хэнлоном.

Джеймс Гиллиган говорит, что нам следует относиться к людям вроде О'Хэнлона как к объектам исследования. «Если мы хотим понять причины человеческой склонности к насилию настолько хорошо, чтобы быть в состоянии предотвратить ее самые деструктивные проявления, мы должны посмотреть страху в лицо, – пишет Гиллиган. – Самоубийство – не решение проблемы убийства; оба эти проявления жестокости одинаково смертельны».

Один из первых вопросов, которые я задала О'Хэнлону, был о том, считает ли он, что попадет в рай. «Конечно», – ответил Патрик. И, конечно же, Дон и Эйприл уже там.

Потом он рассказывал мне о том, что у Бога есть кувшин, в котором хранятся все слезы, выплаканные нами за жизнь; Он собирает и бережет их. О'Хэнлон на секунду замолк, а потом добавил: «Думаю, когда я попаду в рай, меня примут с распростертыми объятиями».

Но он также верит, что его горю не будет конца. Говорит, что не может смотреть на фотографии Эйприл. Добавляет, что она бы недавно закончила старшую школу. «Знаете, когда я бегаю по двору или ем, я молюсь о том, чтобы я мог сидеть вот так со своей семьей», – рассказывает Патрик, но потом начинает плакать, его передергивает, и он пытается успокоить себя своей мантрой: «У меня есть выбор. Я могу идти вперед или назад; я могу мыслить негативно или позитивно, и я могу выбирать…» Но он не в силах договорить. Патрик резко запрокидывает голову, всхлипывает, вытягивает руки прямо перед собой, сжимая кулаки. Может быть, он молится. Не знаю. Я не перебиваю его. Он издает нестерпимый звук. Никогда прежде я не слышала такого из уст человека. Патрик всё воет и воет, пытаясь подавить этот порыв, обрести над собой контроль. Видно, как его тело борется само с собой. В тот день после завершения интервью около минуты я просто сижу в тишине вместе с координатором отдела коммуникации тюрьмы и оператором; как будто нас затащили в настолько мрачное, полное страданий место, что, чтобы выбраться оттуда на свет, потребуется значительное усилие.

И я понимаю, что именно поэтому О'Хэнлон вообще согласился на разговор: чтобы попытаться найти способ примириться с собой и выжить в этом мире. Наставничество, написание писем, изучение Библии. Он всё время старается выкарабкаться из мрака хотя бы настолько, чтобы пережить еще один час, еще один день. Это чистилище, в котором он останется на всю жизнь: попытки при помощи тысячи маленьких добрых дел и молитв избавиться от боли за тот единственный ужасающий миг.

История Патрика О'Хэнлона отражает идею стойкости и решимости. Типично американская идея: тяжелый труд и умение не отступить перед лицом равнодушия и отрицания в конце концов непременно приведут к предрешенному успеху. Но что если ключ – не тяжелый труд или твердая решимость, а стойкость перед неудачей, способность принять поражение и двинуться дальше? Что случилось бы, выбери Патрик О'Хэнлон другой путь? Может, он стал бы агентом по недвижимости? Или программистом? Такие вопросы мы задаем сами себе, задумываясь о жизни. Как решение X привело к действию Y? Случайная встреча. Поспешное суждение. Поверни мы налево, а не направо, и всё бы было совсем-совсем иначе.

Хоть гвозди забивай

Из колонки черного стационарного телефона в центре пластикового стола раздается мужской голос. Одна стена завешена белыми магнитномаркерными досками, на другой – множество окон. Зал для переговоров в беспорядке заставлен столами стандартных офисных расцветок: серо-коричневые, кремовые, бежевые. Дюжина полицейских в штатском слушают, склонившись над телефоном. «Оставьте нас в покое, – произносит голос, – просто оставьте нас в покое».

И на том конце кладут трубку. Двое полицейских нависают над телефоном. У них всего несколько секунд, чтобы решить, что говорить, когда они перезвонят тому мужчине. Может быть, стоит сказать, что его дом окружил полицейский спецназ? Потребовать, чтобы он вышел с поднятыми руками? Один из полицейских набирает номер. Мужчина берет трубку: «Какого хера тебе надо?»