Без вины виноватые

Сев в кресло, Винин тут же встал с него, словно ошпаренный, бегло осмотрелся и вновь включил свет. Сердце бешено колотилось в живой клетке, вздрагивало от каждого шорох. Напряжённый писатель шагал по комнате, сжимая карандаш, словно нож, и постоянно косился на закрытую дверь, ведущую на кухню. Он прекрасно знал, что находится в запертой квартире совершенно один, но точно ли рядом никого нет? Может, на кухне, сложив ногу на ногу, попивала холодный чай скрюченная фигура; может, она стояла, прислонившись ухом к двери, и вслушивалась; может, их и вовсе было несколько, – Винин точно сказать не мог, а уж тем более проверить.

Он настороженно бродил по комнате до половины четвёртого. Странный страх постепенно сошёл на нет. Незримые совы улетели прочь, погрузив улицу в мёртвую тишину. Часы замедлили свой ход. Винин, осмотревшись в последний раз, ощупал своё похолодевшее лицо, сел за стол, посмотрел на стопку бумаги и сильно удивился: два листа было полностью исписано, хотя он прекрасно помнил, что даже не притрагивался к ним! Решившись прочесть неизвестно откуда взявшийся текст, он с каждой строкой всё сильнее изумлялся: слов на одном листе он разобрать не смог, а на втором красовался отрывок из предстоящей книги:

«…и, рассмеявшись так громко, что перекрыл своим смехом шум ливня, Мигель топнул ногой, – лужа под подошвой кристальными каплями разлетелась в стороны. Одержимый, он в два шага преодолел лестницу, взобрался на расколотую платформу, омытую дождевой водой, развёл руки, поднял искажённое восторгом бледное лицо к мрачным небесам и затанцевал. Его движения были «рваными», резкими, спина неестественно выгибалась, скрежетали кости.

«Одержимый! Сумасшедший!» – скажет кто-то, но так и есть! Танцевал вовсе не Мигель, – то был зверь, вырвавшийся из глубины души и завладевший холодным «неживым» телом».

Винин ещё несколько раз перечитывал написанное, но тщетно, – ему никак не удавалось понять, когда он успел исписать два листа. Оставив их, он вдруг ослаб и сгорбился от внутренней тяжести; на сердце стало как-то гадко и отвратно, а на языке почувствовался привкус едкой горечи. Через миг отвращение сменилось на зияющую пустоту и вновь навязчивое чувство глубокой вины посетило его в обличии «зверя», перемешивая слаженный порядок мыслей и свергая адекватность.

Со стороны захохотал гнусный голос:

– Давненько не виделись!

– Какого чёрта ты появился?! – вслух вскричал Винин, но в сторону «зверя» не посмотрел.

– Люблю эффект неожиданности! Ты ведь рад меня видеть, верно? Верно, ведь ты хочешь быть хорошим человеком, а для этого есть я, который будет указывать тебе на ошибки прошлого!

На последнем слове трупные пальцы медленно потянулись к больной голове, однако «зверя» за руки схватил рассерженный Лука.

– И ты тоже пришёл! – обрадовался «зверь». – Хочешь послушать, когда этот эгоист вёл себя как последний негодяй?

– Такого никогда не было!

– Да разве? – тень обратилась к Винину. – А как насчёт того момента, когда ты сказал, что не хочешь общаться с отцом? И ты так говорил не раз, а ведь он – твой родитель!

– Родитель не родитель – разницы нет, если человек вёл себя плохо! После такого любой не захотел бы общаться с этим человеком!

– Да как же? Так, если отец вёл себя грубо с матерью, почему ты не вмешался? Ты мог поговорить с ним и привести его в чувство! А ты так и не поговорил, хоть и обещал много раз! Лжец!

– Что он мог ему сказать? Нет смысла говорить человеку о его ошибках, если до этого ему миллион раз указывали на них, а он не слушал!

– Ой, ещё вспомнил!