Без вины виноватые

«Зверь» не смог больше ничего сказать, ибо Лука схватил его за лицо, вцепившись пальцами в места, где должны быть щёки, чтоб тот не смог ничего произнести.

– Замолкни и вон отсюда!

– А что, уже не можешь кинуть в меня платочек и заставить уйти?

Винин притих и закрывал уши, дабы не слышать ни Луки, ни «зверя», однако их голоса становились лишь громче. Мысли спутывались в огромный чёрный ком, помогая тени обрести физическую оболочку и становиться сильнее света…

«Зверь» и Лука замолчали. Винин опасливо обернулся, ощупав взглядом тёмную часть комнаты – никого.

Внезапно послышался тяжёлый вздох, и из тьмы, схватив его за ворот рубашки, вылез гадкий бледный темноволосый человек с колкими бакенбардами, в чёрно-багровом костюме и со злобным скверным оскалом: острые пираньи зубы слепили белизной, а глаза, бездонно чёрные, искрились задорным огнём. Винин от неожиданности упал на пол, однако незнакомец не отпускал его и тянул к себе.

– Знаешь, что я ещё вспомнил? – на тяжёлом выдохе спросил нелюдь, пристально вглядываясь в испуганный лик. – Как ты вёл себя эгоистично, когда для тебя делали всё! Все относятся к тебе с любовью, а ты? Ты им ничего не подарил, кроме разочарования! Они называли тебя эгоистом, ты им и стал! Стал таким же, как отец, а ведь бабушка просила тебя никогда не расстраивать мать!

Незнакомца за лацканы пиджака оттянул в сторону Лука и с пылающей пламенем на щеках ненавистью вдавил его в стену; тот, ударившись затылком, не зашипел от боли, а счастливо рассмеялся и распростёр руки для объятий.

– Ты вернулся, брат!Давно не виделись! Небось позабыл, как я выгляжу, да?

– Всё-таки появился, – сквозь зубы процедил Лука, сильнее сжимая чужой пиджак в трясущихся кулаках.

– А ты не рад, что я обрёл столь красивый облик?

– Нет.

– Верно, что не радуешься, ведь скоро сам потускнеешь и больше меня не прогонишь!

Хитро покосившись в сторону шокированного Винина, медленно поднимающегося с пола, «зверь» оттолкнул Луку, пригладил лацканы и, сложив руки перед собой, деловито подошёл к писателю. Вместе с ним камень в груди становился тяжелее, а на шее сжимался невидимый узел.

– А вот и наш бедолага во всей красе! Не прелестно ли? В тот раз познакомиться нам не удалось, так познакомимся сейчас! Прошу любить и жаловать, я – Скотос, рад познакомиться!

Он пожал Винину руку. Белая когтистая ладонь обдала пальцы писателя жутким холодом, отчего он отдёрнул трясущуюся руку и прикусил язык. Ни с того ни с сего тяжёлые слёзы покатились из уставших глаз, омывая посеревшее лицо, в груди больнее распускался бутон вины, – это всё принёс с собою изверг, представившийся Скотосом. Если раньше «зверь» проявлялся слабым силуэтом, и его легко можно было подавить, то сейчас один взгляд бездонных глаз приносил невыносимые мучения.

Скотос издевательски рассмеялся:

– Заплакал, всё-таки! Ну, плачь, плачь, вдруг полегчает! Хотя, чего ты плачешь? Прекращай рыдать!

– Скотос! – гневно закричал Лука.

– Что, плохо тебе? Плохо? Другим тоже плохо, даже хуже! – цитировал он бабушку Винина. – Плачешь, да? И причины нет никакой! Кто тебе испортил настроение, а? Кто тебя обидел, а? Никто, верно? Верно! А ну прекращай рыдать!

– Скотос!

Лука толкнул брата в сторону и опустился на корточки рядом с писателем. Винин выглядел как труп: сидел, совершенно не двигаясь, с болезненно жёлтым и влажным от слёз лицом, не выражающим никаких эмоций. Лука успокаивающе погладил его по спине и заговорил, стараясь звучать как можно ласковее:

– Модест, не слушай его. Поплачь, если надо, эмоции в себе держать не стоит…

– Выглядишь отвратительно.

– Какая разница, как ты сейчас выглядишь? Всё хорошо, Модест, всё хорошо…

– Именно: всё у него хорошо, а он чувствует опустошение! Не пойму тебя!