Читаем Без войны и на войне полностью

Последние странички маминого дневника – свидетельства ужаса потери, той катастрофы, что она пережила в дни его ухода из жизни. У отца началось внутреннее кровотечение из-за разросшейся злокачественной опухоли. В больнице на Грановского, куда его привезли, стали переливать кровь: «Ночью опять перелили 500 грамм крови. Я звоню в 4 часа ночи, ему переливают кровь, состояние тяжелое. Пульс 120. С воскресенья на понедельник пишу в 5 часов ночи. После звонка в больницу. Спать не могу».

Последние фрагменты записаны уже после ухода отца из жизни. Мама в течение двух недель не прикасалась к своей тетрадке. «Не могу прийти в себя. Его уже нет… Мой любимый, мой родной ушел, ничего не сказал. Легкая у тебя смерть, ты и не знал, что умираешь, умер во сне. Ты сделал людям много добра, и тебе было легко. Хотя все три месяца ты страдал, но молчал. Ты любил жизнь и хотел жить. Как это несправедливо. Ты был такой сильный, такая сильная основа заложена была с детства. Не могу смириться с этим. Не могу!»

После этой записи прощания мама вновь возвращается к последним часам жизни отца: «О смерти надо написать еще. Я все время вижу это перед глазами. В воскресенье вечером 20 мая все время была с ним. В 10 вечера Иван Степанович говорит мне, что он собирается спать и просит меня идти домой. «Что ты себя изнуряешь, Тоня, иди!» – произнес он. В 11 часов я ушла, а в 12 позвонила в больницу, врач ответил, что Иван Степанович спит, сделали переливание крови. В 4 часа утра я опять позвонила – врач сказал, что состояние тяжелое, кровотечение продолжается. Спать я уже не могла, но в больницу меня не пустили, а в 8-м часу утра мне позвонила медсестра и сказала, что Ивану Степановичу плохо, приходите. Но я никак не думала, что это конец, я прибежала, Иван Степанович только глазами чуть поводит. Я заплакала, стала звать: «Ваня, родной, держись, не оставляй меня!». Приехал Чазов, пришли профессора, но Иван Степанович так и не пришел в себя. Стал дышать трудно, а потом тише и тише… Два раза как будто пожал мне руку. Я держала его за руку, потом он остановил на мне глаза, сестра сказала, что он видит меня. Не знаю, он ничего не сказал. И все, и все, не стало моего родного и любимого, моего защитника в жизни. Как я буду без него?».

Возвращаясь к маминым дневниковым записям, нельзя не упомянуть любопытные фрагменты, касающиеся ее послевоенных встреч с папиными друзьями и соратниками, писателями и журналистами. Например, она описывает свой визит в больницу на Грановского, где находился на лечении уже тяжело болевший Г. К. Жуков. Мама посетила Жукова в мае 1974 года, а спустя месяц его не стало. Вот несколько строк из маминого дневника:

«Да, уходит эпоха! Я была у Жукова перед праздником 1 Мая. Он принял меня в больнице, сидя в кровати, посетовал, что левая рука не работает и голос плохой, но я его подбодрила. Он всеми вещами интересовался, даже тем, как государство меня как вдову обеспечило. Принесла ему фотографии с Иваном Степановичем, сделанные во время войны. Я видела, что он плох, хотя и говорил “вот поправлюсь”… Подписал мне свою книгу».

На мой взгляд, это очень важное свидетельство силы духа, который сохранял этот человек даже в такой трудной ситуации.

Но особенно запомнилась маме совсем другая встреча с Жуковым. Было это во время войны, на фронте. Конев в тот момент был на передовой. Жуков попросил Тоню приехать в штаб, прислал за ней машину. Просьба Жукова была не случайной: в Москве Сталину уже докладывали, что у командующего фронтом Конева появилась молодая подруга. Важно было не допустить отношений, которые могли помешать делу – маршал должен хорошо воевать, а не предаваться лирике. По заданию «хозяина» Жуков призван был побеседовать с девушкой и пресечь нежелательные отношения. Но Тоня Жукову понравилась, он расспрашивал ее о родных, о фронтовой жизни, а потом спросил: «А ты знаешь, что у Конева жена, семья?». Она с достоинством ответила, что знает все, и о трудных отношениях с женой тоже знает. «Ну ладно, смотри, будь умницей. Читай побольше, да-а, энциклопедию читай», – добавил Жуков и уехал, Георгий Константинович был проницателен, он понял, что эта девушка, проявившая столько достоинства и не оробевшая перед самим Жуковым, – не случайный эпизод в жизни маршала, она сможет быть и настоящим другом, и поддержкой этому человеку. Запомнила и мама совет Жукова «ума набираться», чтобы «соответствовать». Ей, тогда молодой девушке, еще только предстояло очень многое узнать о жизни. Мама действительно оказалась хорошей ученицей и стала во всех отношениях достойной спутницей для такой масштабной личности как мой отец.

Дом под соснами

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза истории

Клятва. История сестер, выживших в Освенциме
Клятва. История сестер, выживших в Освенциме

Рена и Данка – сестры из первого состава узников-евреев, который привез в Освенцим 1010 молодых женщин. Не многим удалось спастись. Сестрам, которые провели в лагере смерти 3 года и 41 день – удалось.Рассказ Рены уникален. Он – о том, как выживают люди, о семье и памяти, которые помогают даже в самые тяжелые и беспросветные времена не сдаваться и идти до конца. Он возвращает из небытия имена заключенных женщин и воздает дань памяти всем тем людям, которые им помогали. Картошка, которую украдкой сунула Рене полька во время марша смерти, дала девушке мужество продолжать жить. Этот жест сказал ей: «Я вижу тебя. Ты голодна. Ты человек». И это также значимо, как и подвиги Оскара Шиндлера и короля Дании. И также задевает за живое, как история татуировщика из Освенцима.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Рена Корнрайх Гелиссен , Хэзер Дьюи Макадэм

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза