Безбожный паладин (СИ)

— Деньги давай, — говорит наемник. Просто, без угрозы, но, взглянув ему в глаза, шулер ясно читает последствия неверного выбора. Его прирежут прямо здесь. Выпустят кишки прямо на этом ящике в грязном проулке. Во рту внезапно пересыхает и он с усилием сглатывает вязкую слюну. Где же те два тупых идиота, когда они так нужны?!

— Или у тебя есть какие-то возражения? — добавляет парень. Наперсточник видит, как его рука тянется к странному мечу, закрепленному на спине. Впрочем, стоит ему воспротивиться, и толпа местных порвет его на клочки без участия самого парня.

— Д-да, сейчас! — суетится он, хлопая себя по карманам. — Г-господа, у нас победитель! На сегодня все, ставок больше не будет!

Местные, слегка разочарованно гудя, расходятся, оставляя нас одних. В этот раз его голос звучит надтреснуто, ломаясь, признавая поражение. Он торопливо выгребает монеты, заработанные за последние несколько дней. Судя по тому, что охраны до сих пор нет, их души уже канули в Бездне. Сейчас бы самому сбежать подальше. Потом все можно начать заново! Ничего не кончено! В этом грязном городе всегда найдутся лохи, готовые спустить кровные в погоне за несбыточной мечтой!..

— Вот ваш выигрыш! Рабыня ждет вас там! — махнув рукой назад, шулер торопливо сгребает наперстки, и скачет быстрее озабоченного кролерога, исчезая в другом проулке. Через пару секунд топот ног сменяется на придушенный всхлип, и вскоре ко мне подходит Масяна, брезгливо вытирая кровь с метательного ножа. Даже не собираюсь осуждать ее.

— Она там, приходит в себя, — девушка кивает за угол. — Я свалила трупы в канаву. Если не найдут патрульные, то растащат собаки.

В благодарность обнимаю ее и глажу по голове, чувствуя, как куноичи немедленно прижимается ко мне податливым горячим телом, готовая отдаться прямо здесь в грязном переулке. Куда при этом пропадает ее брезгливость — известно одной ей. Но я отстраняюсь, слегка разводя руками. Девушка вздыхает, кивая, соглашаясь подождать еще какое-то время.

Зайка рыдает, размазывая слезы, над полулежащим дедом. Вокруг него топчется другая девочка, пытаясь как-то помочь ему. Похоже, кто-то из бугаев слегка перестарался, приложив того об стенку. Под ним уже скопилась лужа крови, стекающая из головы, но старик еще дышит.

— П-прошу, господин, — шепчет он, открывая глаза. — П-позаботьтесь о Рине... Она — хорошая девочка... А Яру отведите...

— Сам отведешь, — говорю я, накладывая ладонь на его сухой горячий лоб. — Максимальное исцеление!

Столб бешеного света заливает переулок. Хорошо, что все давно разошлись, а то не миновать бы нам очередных слухов. Тело старика поднимается в воздух, раскручивается и постепенно опускается на землю. Масяна уже роется в рюкзаке, доставая сухпай и квас. Через полминуты дед глубоко вздыхает и открывает глаза.

— Я ...мертв? — спрашивает он. — Вот ты какая загробная жизнь...

— Покоптишь небо еще чуток, старый пердун, — усмехаюсь, приподнимая его и запихивая в руки еду. — Поешь, тебе нужны силы. Магия жизни просто так не лечит, знаешь ли.

— Вы исцелили меня? Но как?! — вопрошает тот. Но я уже рассматриваю девочек. Но они целы и здоровы, хотя обе невероятно тощие. У зайки клеймо на левом плече. После того, как они увидели чудо исцеления, девочки безропотно дают себя осмотреть. Когда мои пальцы касаются загрубевшего клейма, ушки некотянки инстинктивно дергаются от страха и позабытой боли, а мое сердце наполняется звериной злобой и тоской. Каким же надо быть гадом, чтобы каленым железом выжигать детскую кожу?!

— Максимальное исцеление! — командую, взявшись за обеих. Теперь старик, оцепенев, наблюдает, как детские тельца охватывает пламя истинного Света, слегка приподнимая над землей. Человеческое дите приходит в себя быстрее, чем ее ушастая подружка. Когда они обе, придя в себя, жадно вгрызаются в скудные, но сытные угощения, протянутые им Масяней, старый до конца осознает, что с ними только что произошло.

— Спокойно! Спокойно! — стараюсь остановить бессвязные просьбы и бесчисленные поклоны деда. — Я ничего не понимаю! Да успокойся же ты, наконец!