Бездна

Надежды и мечты рассыпались, как зёрна.
Счастливых дней нам больше не видать.
Ах, Света! Света! Если жить позорно,
То тяжелей безвинно умирать.
Дышать я скоро, скоро перестану,
Забуду мир в спокойном вечном сне.
Что ж делать?.. Сбереги дочурку.
Как нашу кровь, как память обо мне.
Дочурка – крошка – чистый лебедёнок.
В большую жизнь отправится одна,
И чашу бед почти что из пелёнок
Бедняжка выпьет горькую до дна…
На плечи хрупкие грозой падут невзгоды.
Но есть всему начало и конец…
Внуши ты ей, что не врагом народа,
А лучшим другом был её отец…
Внуши ты ей, что не приблудным сыном
В поступках, помыслах и снах —
Он был певцом, бойцом и гражданином
В железных трудовых рядах.
Над нами тучи чёрные повисли,
Но и они когда-нибудь пройдут.
И может быть, певцы свободной мысли
Венки на прах наш с песней принесут.

Неисповедимыми путями стихотворение это попало в руки его жены, не было уничтожено, не сгинуло. Тленная бумага с бледными строчками оказалась прочнее камня. Эти скорбные строки произвели на жену его оглушающее действие. Она прикоснулась к чему-то страшному – такому, о чём до сих пор не имела понятия. Почувствовала неизбывную боль души, одиночество, безнадёжность, ледяное дыхание смерти. Это было прощание – не только с ней, но со всем миром. Светлана бросилась в тюрьму, стала требовать свидания. Но в очередной раз ей отказали: «Не положено!» Следователь её не принял. В управление НКВД её не пустили. Она вспомнила о Волохове, но не решилась идти к нему. В очередной раз встретить холодный взгляд и слушать фальшивые речи… Нет, уж лучше как-нибудь без этого. Жизнь научила её в последние годы не доверять никому. Надеяться можно только на себя. Надо каждую секунду быть готовой к потерям и унижениям. Потому что горе – это норма. А счастье – оно, быть может, и есть где-то далеко, за синими морями. Но всё это уже не для неё. Вот и Петя пишет: «Счастливых дней нам больше не видать»! И тут же говорит о своей смерти, как о деле решённом. Ах, если б можно было умереть вместе с ним! Чтобы вдруг всё исчезло – весь этот мир с его тревогами и болью! Раз – и нет ничего! И только тьма и тьма, вечный покой и безмятежность. Тут же её кольнуло в сердце: а как же Ланочка? Нельзя оставить её одну в этом страшном мире! Лучше бы она вовсе не появилась на свет. А ещё лучше, если бы саму Светлану расстреляли тогда, в девятнадцатом. И Петя лучше бы погиб в боях с колчаковцами. Это была бы героическая смерть. О нем бы теперь слагали стихи и песни. На памятнике борцам революции выбили бы его имя. А что будут помнить о нём теперь? Что он враг своему народу? Что жил всю жизнь с камнем за пазухой? А жена знала об этом и трусливо молчала?!

Она закрыла лицо ладонями, стараясь утишить неизбывную боль. И сами собой вспомнились однажды слышанные строчки:

Старик бродяга жалуется горько:
Вся наша жизнь – ошибка и позор!

Да, жизнь оказалась грандиозной ошибкой, окончившейся позором. Лучше и не скажешь.

Пётр Поликарпович так и не получил ответа ни на одно из своих заявлений. Зиму тридцать девятого года он встретил всё в том же положении – в положении человека, потерявшего всякую надежду на справедливость. Он уже смирился со всем и хотел лишь одного – чтобы всё это поскорее закончилось.