Бездна

Он прошёл между нами с гордо вздернутой головой, Гавгамел подхватил увесистый баул с вещами, хотя поэты вроде бы путешествуют налегке, всё легенды, легенды, а мы почтительно вышли следом.

Как только его повозка выедет за ворота, сразу распахнется мир, в котором даже мы не заподозрили бы цифру, если бы не готовили её сами. И пусть дальше всё идет, как хотел бы Пушкин. Заслужил если не жизнью, то творчеством, а нам предстоит решить по-настоящему головоломную задачу: на каком шаге с этим воскрешением остановиться или хотя бы затормозить?

Насчет обустройства массы воскрешённых, как завещал Фёдоров, сейчас не хочется и думать, всё слишком не так просто, потому сперва нужно сесть и подумать. А потом ещё раз. Хватит, дров наломали гору, Воркуту две зимы отапливать можно.

Тартарин сказал мне шёпотом:

– Я ему подтёр насчёт того, что воскрешён в каком-то дальнем мире своих правнуков. Зачем травмировать хорошего человека, хоть он и поэт? Пусть едет в свой грёбаный Санкт-Питер, где всё родное и знакомое.

Я ответил тем же шепотом:

– Самовольно? Не посоветовавшись?

Он хмыкнул.

– Все согласны, хоть и помалкивают. Да и ты тоже. А теперь посмотри, даже у Южанина будто камень Сизифа сняли с плеч! А Пушкину одно безоблачное щасте. В Питере встретят фейерверками, он лесть и похвалу обожает. Пусть радуется. Мы тоже радуемся, хоть и не знаем, как наш мир устроен.

– Спроси у сингуляров, – предложил я.

Он трижды сплюнул через плечо.

– Нет уж, нет уж.

Гавгамел тоже проводил повозку долгим взглядом, а когда исчезла в двух шагах за воротами, словно растворилась, сказал громыхающим голосом:

– Я пошёл… Поразмыслю там у себя.

Обиженный Южанин вскрикнул:

– Ты чего? В кое-то веки начали собираться вместе!.. Да я такой стол сейчас организую!.. За ним и поговорим, как в старое доброе время!

– Я столько не съем, – возразил Гавгамел.

– Съешь, – заверил Южанин. – Я такого наготовлю!.. Сам составлял рецепты. С ума сойти, как божественно!.. Шеф, скажи ему!

Я промямлил:

– Пусть идёт. Он уже понял.

Южанин вскинулся.

– А мы? Мы что-то не поняли?

– Все сейчас поймем, – пообещал я. – Ладно, жрун чертов, давай стол. Да побольше, устроим симпозию в стиле древних греков.

– А не будет это похоже на поминки идеи?

Я сказал недовольно:

– Ты чего? Просто возьмем паузу на раздумье. Идея прекрасная, только воплощение чуточку труднее, чем ожидалось. Ну как всегда.

– Чуточку, – проворчал он. – Ну да, совсем-совсем чуточку. Ладно, за столом обсудим. Ты не замечал, что за хорошо накрытым приходят самые умные умности?

Я вяло кивнул, Южанин просиял, угощать других ещё слаще, чем жрать самому, это же побахвалиться можно, а я торопливо шарил по инету и не мог найти не то что ответа, но даже зацепок, на какой козе к нашей проблеме подъехать, чтобы снова не в грязь лицом.

Хотя, конечно, инет переполнен работами по этике, что разделяется на семьсот разделов и двенадцать тысяч подразделов, начиная от личной и через всевозможные корпоративные добираются до сотни вселенских, но ничего даже близкого насчёт этичности воскрешения не нарылось.

Тартарин вздохнул, костлявое лицо осветилось хмурой улыбкой, словно сквозь тучи проглянул луч солнца. В глазах удовлетворение человека, что с достоинством исполнил трудный долг пред собой и человечеством.

Я помалкивал, вряд ли и он в самом деле так прост и ясен, каким смотрится, а он сказал бодрым, как у бойскаута на перекличке, голосом:

– Мы молодцы! Справились. Теперь можно и других. Уже серийно, а потом и массово, как муравьёв. Но не сразу, не сразу. Великие дела не терпят суеты.

– Для массовости другие законы, – поддержал Южанин отстранённым тоном, перед ним возник аморфный стол и неспешно раздвигался вширь и в длину, одновременно заполняя столешницу блюдами, так умеет только он, напрактиковался. – Упрощённые…

Гавгамел толкнул меня локтем.

– Шеф, чего такой хмурый? Я всю ночь готовил дорогу из Москвы в Петербург, даже Радищева прочёл! Сам Петербург смоделировать запросто, а вот дорог к нему от Москвы не отыскал в описании!..

– Пришлось импровизировать?

– А как иначе?

– Сойдёт, – сказал Тартарин успокаивающе, – какие тогда были дороги? Вряд ли одухотворённой натуре пристало любоваться коровами на лугах. Выпьет водочки и будет спать всю дорогу.

Глава 5

Я вздохнул, взглянул вслед исчезающей уже в цифровом мире повозке, с нашим зрением можно наблюдать за нею всю дорогу, как и за самим Пушкиным там в Петербурге.

На душе скребут кошки, очень уж всё не так, как думалось даже нам, далеким наследникам дела Фёдорова…

И в то же время странное облегчение, хотя что-то в нём нехорошее, но с души пусть не свалился, но незаметно сполз тяжёлый груз. Настоящий Пушкин – одно, цифровой – другое, хотя не различить вот так с ходу без особых приборов. Но всё-таки жизнь человека священная, а цифровую копию как бы можно и стереть, хотя это отвратительно и почти незаконно, но если какие-то косяки, то можно поправить, подтесать, а то и переделать вовсе.

– Теперь главное, – сказал я, – продолжить. Мы слишком долго… бездельничали.

Тартарин вскинулся.

– Шеф!