Бездна

– А у нас во дворе есть девчонка одна,
Среди шумных подруг незаметна она,
Ничего в ней нет,
А я все гляжу, глаз не отвожу…

– Подслеповат стал, – сказал Тартарин с сочувствием.

– Ты чего? – оскорбился Казуальник. – У меня глаз как у собаки, а нюх как у орла!

Он всё же доорал песню до конца, я некстати подумал, что раньше никто из нас не знал ни одну полностью, даже Гимн и то первый куплет с припевом, а дальше только бодро мычали, но подключение мозга к интернету напрямую дало возможность сразу видеть, что там дальше, и даже менять голос на соответствующий моменту.

– Шеф, – сказал Южанин, – может, тебе тройного одеколона? Что достойного в этом сраном коньяке? А тройной одеколон – это недооценённая вещь.

Я ответил сердито:

– Я не опускался до тройного, не бреши.

– А я пробовал, – признался он со скромным достоинством. – Время было такое. Смутное. Но без Бориса Годунова! И даже без Бориса Ельцина, хотя при нем смута была ещё та, а «Шипр» нарасхват… А ты чего такой смурный?

– Воскрешение, – напомнил я. – Мы же воскрешатели, забыл?.. Сингуляры дали технику, остальное должны мы, чему сперва так радовались!

Он хмыкнул.

– Да-да, уже не очень. Трудиться и даже работать… Пусть лошадь работает, у неё голова большая.

Казуальник затянул томным голосом ресторанного шансонье:

– Закурим, товарищ по одной, Закурим, товарищ мой…

Тартарин сказал с достоинством:

– Курить как бы вредно.

– Ты не патриот, – сказал Казуальник напыщенно, – а как же «закурим перед стартом, до старта осталось четырнадцать минут»?.. Закурить сигарету…

– Папиросу, – напомнил Тартарин.

– Да хоть сигару, – ответил Казуальник. – Нам всё можно!.. Подумаешь, последние годы зожничали… А теперь вот возьмём и закурим!.. И выпьем, и снова нальём!

– Курить тоже вредно, – сказал Тартарин. – И вообще моветон.

– Налей, налей, – пропел Казуальник, – бокалы полней!.. Это же классика, а ты что, Иван, родни не помнящий?.. А как же воскрешённые? Они все пили и курили!.. И предавались!.. Со всем первобытным бесстыдством Екатерины Великой. Шеф, что-то не так?

Я пробормотал:

– Теперь вижу, что не так, но перетакивать себе дороже. Хотя надо. Хотя не знаю как. Думал, с вами как-то побрэйнстормим, но вижу, что вы люди творчества…

– А это значит, – спросил Южанин почти трезвым голосом, – ни на что не годные, кроме как пить и жаловаться на судьбу?.. Не-е-ет, шеф, это Казуал наш ни на что не годен, а я годен на всё!.. Даже замочить кого могу. Правда, в виртуале второго порядка… Но остальные уже и в виртуале не могут, элои чёртовы. И от нашего дела устранились, трусы?

– А ты не? – спросил я и кивнул на стол, где и на полу куча бутылок, уже пустых.

– Ничуть, – отрезал он трезвым голосом. – Не проходит сложное решение, берись за простое! Всех воскрешённых в виртуал!.. А там пусть хоть сами друг друга поубивают! Ещё раз воскресим. Это же здорово: Пушкин есть, а проблем нет!.. Игра как бы.

– Весь мир игра, – сказал Казуальник глубокомысленно и добавил навязшее в зубах с детства, – а люди в нём актеры. А то и вовсе артисты, простите за бранное слово.

– А лошади кушают овес и сено, – добавил Тартарин услужливо. – Спасибо, кэп, ты достойный правнук человека в футляре.

Некстати вспомнился старый фильм «В степях Украины», там председатель колхоза «Вперёд к коммунизму!» убеждает председателя колхоза «Тихая жизнь», что нужно быстрее переходить от социализма к коммунизму, а тот, сытый и довольный, как толстый кот, поглаживал себя по животу и отвечал с улыбочкой, что ему и при социализме хорошо, куда торопиться, доберемся и до коммунизма, дай пожить, не надрывая жилы.

Так вот и мы, фёдоровцы и не фёдоровцы, как бы не торопились, а на самом деле просто побаивались, что прогресс слишком уж скакнул, сингуляры уже не люди, у них там вообще всё нечеловеческое, и живут не на земле, а то ли на Луне или Марсе, то ли вообще в пространстве космоса, превратив себя в силовые поля.

И потому те, что стали сингулярами, стремительно уходит всё дальше, а мы вообще застыли, хотя останавливаться не собирались, просто намеревались идти не такими уж дикими прыжками.

А кто стоит на месте, того несет взад.

– Ладно, – сказал я, – пойте и пейте. А я пойду, пойду… Но хоть завтра соберёмся? Уже не о долге говорю, что вам долг, вы же демократы, просто прошу!.. Давайте продолжим нашу работу.

– Шеф, – возопил Тартарин обиженно, – куда пойдёшь, мы тебя ещё не послали! По крайней мере, вслух!

Я махнул рукой и с некоторым усилием проломился через разреженное пространство в свой дом и в свою комнату.

На душе едкая горечь, что-то с нами не так, трудности бывали и раньше, но преодолевали, а сейчас какое-то позорное отступление после первой же попытки, даже не пытаемся напрячься и решить…

В голове туман, с некоторым усилием воссоздал в памяти облик Ванды. Возникла посреди комнаты, как живая, только первые две секунды через её тело просвечивала цветная стена, но когда опустилась чуть ниже и подошвы коснулись пола, ощутилась вполне реальной.