Бездна

— Что это вы! Вѣдь мы съ Василіемъ старосвѣтскіе помѣщики. Со смерти бѣдной моей Вѣры Ѳоминишны, вздохнулъ Павелъ Григорьевичъ (Вѣра Ѳоминишна скончалась отъ простуды года четыре предъ тѣмъ, напившись ледяной воды изъ ключа послѣ двухчасовой варки на солнцѣ, при тридцати градусахъ жары, какого-то диковиннаго смородиннаго сиропа), — онъ у меня за Пульхерію Ивановну состоитъ: въ часъ пополудни заставляетъ меня обѣдать.

— И что же, хорошо, Паша, ближе къ природѣ, возразилъ тотъ съ тихимъ и счастливымъ смѣхомъ, нѣжно пожимая въ то же время обѣими своими толстожилыми, дрожащими руками тонкую руку Маши, подбѣжавшей къ нему съ радостнымъ привѣтомъ.

— Вотъ онъ и удовлетворенъ, продолжалъ смѣяться морякъ, указывая на брата, — увидѣлъ свой предметъ и въ небесахъ! Вы думаете — онъ для кого напросился пріѣхать со мною сюда? Единственно для Маріи Борисовны. Ночью ею бредитъ, не шучу!…

— Не совсѣмъ, не совсѣмъ, а есть немножко! сіяя своими уже тускнѣвшими, но все еще юношески восторженными глазами, молвилъ на это старикъ, не отрываясь ими отъ дѣвушки.

— Не балуйте меня очень, Василій Григорьичъ, смѣялась она, — а то я еще хуже стану, чѣмъ есмь.

— Нельзя, нельзя, пролепеталъ онъ какъ бы таинственнымъ шопотомъ:- на разстояніи четверти вѣка другую вотъ встрѣчаю…

Онъ не договорилъ, и изъ-подъ его старческихъ покраснѣвшихъ вѣкъ выступили двѣ крохотныя, какъ брызги осенняго дождя, росинки слезъ.

— Борисъ, говорила тѣмъ временемъ хозяйка, — у насъ сладкое сегодня мороженое; я велю подать въ гостиную. Messieurs et dames, je vous prie!…

Маша подхватила стараго своего поклонника подъ руку и, медленно подвигаясь съ нимъ нога въ ногу, молвила ему на ухо:

— А я вотъ сейчасъ съ вашимъ племянникомъ такъ ссориться буду!…

— Чѣмъ онъ провинился, птичка моя райская, чѣмъ? испуганно пробормоталъ онъ.

Она засмѣялась:

— Пусть самъ вамъ потомъ разскажетъ. Только это не страшно, промолвила она успокоительно.

XVII

Въ гостиной хозяйка посадила опять подлѣ себя гостью и, обращаясь къ Павлу Григогорьевичу Юшкову:

— Вы Настасью Дмитріевну Буйносову помните? проговорила она, глядя ему прямо въ глаза съ выраженіемъ — будьте-молъ, очень васъ прошу, любезны съ нею.

Услыхавъ фамилію Буйносовыхъ, старый морякъ безсознательно передернулъ обрубкомъ отрѣзанной своей руки, и видимая тѣнь неудовольствія пробѣжала по его лицу. Но взглядъ Александры Павловны тотчасъ же смягчилъ его и перемѣнилъ расположеніе къ "этой особѣ"… "Не даромъ же, видно, взялъ ее подъ крылышки нашъ ангелъ" (такъ называлъ онъ въ глаза и за глаза Александру Павловну), разсудилъ онъ.

— Какже-съ, встрѣчались здѣсь… А давно этому, годика два будетъ, отвѣчалъ онъ привѣтливымъ тономъ.

Онъ подалъ ей руку, сѣлъ подлѣ нея…

— Настасья Дмитріевна… совсѣмъ одна осталась теперь, какъ бы что-то желая объяснить, съ задержкой произнесла Троекурова.

— Знаю, знаю… горе немалое! участливо вздохнулъ онъ, глядя на дѣвушку, на впалые глаза ея и щеки. "Съ сестрой очевидно ничего общаго!" пронеслось у него въ головѣ. — Вы остаетесь у себя въ Юрьевѣ? спросилъ онъ.

— Нѣтъ, сказала она какъ бы нѣсколько смущенно, — я думаю на дняхъ въ Москву ѣхать.

— На долго?

— Не знаю, но сюда я вѣроятно не вернусь.

— Тяжело слишкомъ, я понимаю, промолвила Александра Павловна.

— Въ Москвѣ поселитесь? спросилъ опять Юшковъ.

— Едва-ли, отвѣтила она не сейчасъ и не сейчасъ опять добавила:- тамъ меня прямо не примутъ…

— Куда?

Настя вдругъ и совсѣмъ смутилась. Отвѣтъ — прямой отвѣтъ на вопросъ, вызванный ея же словами, — какъ бы не осмѣливался теперь выпасть изъ ея устъ. "Какъ покажется это здѣсь страннымъ, дикимъ!" думалось ей… Она робко подняла глаза на хозяйку, но тутъ же, какъ бы прочтя въ ея улыбкѣ нежданное себѣ поощреніе, мгновенно рѣшилась:

— Я желаю поступить на сцену, выговорила она слегка дрогнувшимъ голосомъ.

Первая мысль ея однако оказалась вѣрною. Павелъ Григорьевичъ, хмурясь, задергалъ себя за длинную, бѣлую теперь какъ лунь бороду и опустилъ глаза; что-то испуганное, жалостливое сказалось въ чертахъ хозяйки:

— Въ актрисы! скорбно дрогнулъ ея голосъ.

— Жить чѣмъ-нибудь надо, а я ни на что другое не способна, поспѣшно, съ выступившею у нея вдругъ краской на лицѣ, объяснила дѣвушка, будто извиняясь и стараясь въ то же время доказать себѣ, что ей "все равно, что бы они ни думали объ этомъ"…

Александра Павловна взяла ее за руку и, не выпуская ея изъ своей:

— Вѣдь это ужасная карьера, милая, прошептала она, — со всѣхъ сторонъ…

— Много ужь грязи придется видѣть! брезгливо отмѣтилъ морякъ.

— Знаете что, поторопилась заговорить Троекурова, испугавшись, что-бъ эти слова не оскорбили какъ-нибудь дѣвушки, — не рѣшайтесь такъ, сейчасъ… Поговорите сначала съ Борисомъ Васильевичемъ. Онъ такъ много жилъ, видѣлъ въ своей жизни и думалъ… Онъ вамъ можетъ хорошій совѣтъ дать…

— Вѣрно! И Павелъ Григорьевичъ качнулъ головой:- Борисъ Васильевичъ въ этомъ случаѣ всѣхъ насъ компетентнѣе, какъ пишутъ у насъ теперь въ газетахъ, какъ бы съ новою брезгливостью добавилъ онъ.