— Право, милая, настаивала Александра Павловна, нѣжно пожимая ея руку и глядя ей тревожно въ лицо, — поговорите съ нимъ!… Вотъ онъ теперь толкуетъ съ monsieur Бланшаромъ и Николаемъ Ивановичемъ о новомъ корпусѣ, который они хотятъ пристроить въ нашей больницѣ, а когда онъ кончитъ, мы его позовемъ…
— Ахъ, право, это напрасно, я… начала было Настя и не договорила: она чувствовала себя въ какомъ-то заколдованномъ кругу, изъ котораго не имѣла силы вырваться…
Маша тѣмъ временемъ, усадивъ подлѣ Василья Григорьевича Юшкова учителя Молоткова, съ которымъ онъ тотчасъ же и вступилъ по обыкновенію въ преніе по поводу какого-то ненравившагося ему "новаго педагогическаго пріема", поманила къ себѣ рукою заговорившаго было съ miss Simpson Гришу, увлекла его съ собою къ окну, въ сторону сада, и начала съ оника:
— Зачѣмъ вы такъ не любезны были съ нею?
— Съ кѣмъ это, съ miss Simpson? съ притворнымъ смѣхомъ спросилъ онъ, будто не понимая, про кого она говоритъ:
— Безъ увертокъ пожалуйста! строго выговорила Маша:- Когда она вошла съ maman въ столовую, я нарочно назвала васъ: вы поклонились ей, будто въ первый разъ ее видите. Это, во-первыхъ, неучтиво, а во-вторыхъ, une finesse cousue de fil blanc.
— Какая finesse? досадливо сморщась, воскликнулъ онъ, избѣгая въ то же время ея глазъ.
Но она неумолимо допекала его:
— Вы хотѣли показать maman… и всѣмъ, что вы съ нею едва знакомы, когда это неправда, когда вы къ нимъ постоянно ѣздили… Правда, не для нея, подчеркнула она съ какою-то странною смѣсью веселой насмѣшки и серьезнаго упрека, — но вѣдь это все равно…
— Какъ, и вы туда же? вырвалось неудержимо у молодаго человѣка.
Брови у нея сдвинулись:
— Куда "туда же"? холодно и гордо уронила она.
Гриша глянулъ на нее искоса и счелъ за лучшее засмѣяться опять:
— Кто это, скажите, далъ вамъ право меня допрашивать… и вообще командовать мною? подчеркнулъ онъ какъ бы въ шутку.
— Кто? пылко повторила она съ засверкавшими глазами:- вы сами, ваше поведеніе!…
— Это еще что? какое "поведеніе"?…
— Развѣ мнѣ не досадно… вѣдь вы мнѣ какъ братъ съ дѣтства… развѣ не досадно мнѣ видѣть, какъ вы маетесь и не имѣете при этомъ le courage de vos sentiments… Вѣдь я васъ насквозь вижу: вы стараетесь показать себя спокойнымъ и равнодушнымъ, думаете всѣхъ обмануть, а вамъ слово промолвить трудно со времени одной свадьбы.
Онъ хотѣлъ возразить, остановить ее, но она не дала ему на это времени:
— Всѣ говорили, что это было бы для васъ самое большое несчастіе, и вы сами это, вѣрно, увидѣли… потому что допустили, что не вы, а другой взялъ ее… Такъ будьте же тогда мущиной, не выдавайте, что васъ мучитъ!… Еслибъ это со мной случилось, я бы или поставила на своемъ противъ всего міра, или такъ съумѣла бы себя стиснутъ, что моя подушка не знала бы, что я думаю и чувствую! вскликнула красавица-дѣвочка съ выраженіемъ страстной и неодолимой энергіи.
Гришу эта выходка окончательно взорвала:
— А я васъ прошу, Марья Борисовна, отчеканилъ онъ, весь поблѣднѣвъ даже отъ досады, — избавить меня отъ вашихъ уроковъ. Я чуть не на двадцать лѣтъ старѣе васъ…
— На семнадцать! поправила она скороговоркой.
— Все равно!.. И дѣлать вамъ замѣчанія мнѣ относительно того… что до васъ во всякомъ случаѣ отнюдь не касается, пробормоталъ онъ, — по меньшей мѣрѣ смѣшно!..
Она покраснѣла до самыхъ ушей… но тутъ же разсмѣялась, жалостливо глянула на него:
— Ну, такъ и погибайте, какъ знаете! А я такихъ мущинъ, какъ вы, уважать не могу…
И, стремительно вскинувшись съ мѣста, понеслась въ противоположную сторону комнаты, опустилась на стулъ подлѣ Василія Григорьевича и проговорила ему на ухо:
— Выпѣла ему все до конца.
— Что это, моя птичка? обернулся на нее; не понявъ въ первую минуту, старецъ.
— А я вамъ говорила: Гришѣ, племяннику вашему…
— Да, да, Гришѣ, блаженно засмѣялся онъ;- "выпѣли", говорите… И хорошо, чтобы долго помнилъ, а?
— Желала бы!
И тонкія брови Маши сдвинулись еще разъ.
— Ну, а онъ что же, благодарилъ, надѣюсь?
Она чуть-чуть пренебрежительно приподняла плечи:
— Изволили разгнѣваться, по обыкновенію… Онъ уѣдетъ съ вами теперь въ Углы и недѣлю цѣлую потомъ сюда не покажется, чтобы доказать мнѣ свое великое неудовольствіе… А чрезъ недѣлю соскучится, положитъ гнѣвъ на милость, и все по-прежнему пойдетъ… Вѣдь я его наизусть знаю, дядя Базя, съ легкимъ вздохомъ примолвила дѣвушка, несказанно радуя старика ласкательнымъ уменьшительнымъ, которымъ называла она его въ дѣтствѣ.
Большіе голубые глаза его остановились на ней съ невыразимою любовью:
— Пери вы моя!.. Видѣнье райской стороны!.. лепеталъ онъ восторженно на своемъ романтическомъ языкѣ временъ Свѣтланы и Рыцаря Тогенбурга…
— Борисъ, молвила Александра Павловна подошедшему къ нимъ мужу, — Настасьѣ Дмитріевнѣ надо будетъ посовѣтоваться съ тобою объ одномъ… предметѣ.
— Очень радъ, поспѣшилъ онъ отвѣтить, — тѣмъ болѣе, что мы, кажется, утромъ не совсѣмъ успѣли договориться… Не пройдемъ ли мы опять ко мнѣ, Настасья Дмитріевна, предложилъ онъ дѣвушкѣ,- здѣсь намъ будетъ не такъ свободно.