Читаем Бездна полностью

— До поступленія на жалованье. Вѣдь если окажется талантъ, не гроши же дадутъ! А не будетъ таланта, и капитала никакого не нужно будетъ: пойду въ какую-нибудь общину, въ сестры милосердія.

— Вы желали бы поступить въ Московскій театръ?

— Конечно; но все равно, я и въ провинцію готова.

— Тамъ… потяжелѣе будетъ, проговорилъ онъ съ разстановкой.

Она вздрогнула слегка и твердымъ голосомъ:

— Послѣ того, что суждено мнѣ было испытать, сказала она, — ничто меня не устрашитъ и все отъ меня отскочитъ.

И такъ много внутренней силы послышалось въ этихъ словахъ, что Троекурова точно всего приподняло:

— Идите же съ Богомъ въ путь, порывисто вырвалось у него, — и да хранитъ Онъ васъ отъ недочетовъ и унынія!…

— Вы благословляете? благодарно и ласково глядя ему въ лицо, проговорила Настя.

Онъ задумался вдругъ и отвѣчалъ не сейчасъ:

— Александра Павловна будетъ, конечно, не довольна такимъ моимъ "благословеніемъ…" хотя, по обыкновенію, ничѣмъ мнѣ не покажетъ этого, добавилъ онъ съ какою-то странною, унылою улыбкой и словно про себя;- для нея точно такъ же трудно допустить, чтобы дѣвушка, какъ вы, могла рѣшиться итти въ актрисы, какъ и то, что-бъ эта дѣвушка была "недостаточно христіанкою", чуть-чуть подчеркнулъ онъ; но я позволю себѣ быть нѣсколько… какъ бы это сказать, чтобы не слишкомъ обидѣть себя?… нѣсколько объективнѣе въ этомъ случаѣ… Не всѣмъ дано, какъ ей, родиться безгрѣшною, impeccable et immaculée! Духъ вѣры и смиренія есть даръ, величайшій даръ, и не дается онъ всякому, кто захочетъ. А душу живую все же чувствуетъ въ себѣ каждый, и такъ или иначе ищетъ отрѣшить ее отъ буднишней грязи, алчетъ — и у сколькихъ это напрасно выходитъ, — отдать ее на что-то "главное недосягаемое", — вы хорошо это сказали! — въ чемъ поглотилось бы его личное, назойливое, вѣчно ноющее я… Вы нашли его въ искусствѣ — что же, съ Богомъ, идите! повторяю. Искусство — то же спасеніе! Оно тоже лучъ изъ того неба… въ "награды" котораго вы не вѣруете.

Онъ оборвалъ вдругъ и сморщился, будто отъ чего-то горькаго, какъ всегда это бывало съ нимъ, когда иное слово въ пылу разговора, вырывавшееся у него изъ глубины души, могло, по его мнѣнію, быть сочтено за "фразу" слушателями его.

— Я однако въ поэзію пустился, кажется, промолвилъ онъ съ насилованнымъ смѣхомъ, подымаясь съ мѣста.

— Ахъ, если бы вы знали, вскликнула на это горячо Настя, — какъ давно я ни отъ кого не слышала этой "поэзіи" и какъ сладко мнѣ ее слышать!…

— Очень радъ!…

Онъ присѣлъ опять къ столу.

— Такъ вотъ что, Настасья Дмитріевна, поспѣшилъ онъ заговорить опять:- я дамъ вамъ письмо въ Москву къ одному хорошему моему знакомому; зовутъ его Ашанинъ. Большой повѣса, весело промолвилъ Борисъ Васильевичъ, — но золотой по сердцу человѣкъ; онъ свой въ театральномъ мірѣ, поставитъ васъ тамъ въ сношеніе со всѣми, кто будетъ вамъ нуженъ, и сдѣлаетъ для васъ вообще все, что только можно сдѣлать, — отвѣчаю вамъ за это… Но при этомъ уговоръ, заключилъ онъ.

— Какой? съ нѣкоторымъ изумленіемъ спросила она.

— Во-первыхъ, вы остановитесь по пріѣздѣ въ домѣ моемъ на Покровкѣ и устроитесь тамъ на все время, пока пробудете въ Москвѣ…

Она хотѣла возразить, но онъ остановилъ ее движеніемъ руки:

— Во-вторыхъ, вы должны обѣщать Александрѣ Павловнѣ… и мнѣ, что будете почитать Всесвятское роднымъ для себя мѣстомъ, куда станете пріѣзжать проводить время, которое окажется у васъ свободнымъ. Артистамъ уединеніе и отдыхъ бываютъ нужны въ интересѣ же ихъ таланта, а здѣсь вы будете пользоваться ими среди людей, искренно къ вамъ расположенныхъ и такъ же мало стѣсняя себя вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ если бы вы были у себя въ Юрьевѣ.

Настя не успѣла отвѣтить.

Въ незапертыя изъ гостиной двери кабинета входила хозяйка дома:

— Что, кончили? спросила она съ порога.

— Надѣюсь, отвѣтилъ Троекуровъ, вставая и направляясь къ ней, — но боюсь, что ты останешься не совсѣмъ довольною тѣмъ, къ чему мы пришли.

— Вышло несогласно съ вашими убѣжденіями, Александра Павловна, сказала въ свою очередь дѣвушка, подходя въ ней съ улыбавшимся лицомъ.

— Ахъ, милая, вскликнула она на это, — какое громкое слово вы сказали: "убѣжденія"! У меня на это никакой претензіи нѣтъ. Я просто думала… какъ ужасно должно быть для порядочной дѣвушки въ этомъ мірѣ театра, гдѣ кругомъ такъ много дурныхъ чувствъ… и дурныхъ примѣровъ, какъ бы робко домолвила она.

— И ты совершенно права en principe, сказалъ ей мужъ, — но для Настасьи Дмитріевны все это не такъ страшно, какъ для другой, менѣе испытанной жизнью; я тебѣ объясню, и ты, я увѣренъ, согласишься…

— Это зачѣмъ же, Борисъ! прервала его словно испуганно Александра Павловна: — ты конечно лучше меня въ состояніи разсудить все въ этомъ случаѣ… "Объяснять" мнѣ ничего не нужно… Я напередъ съ тобою согласна, если ты находишь, что такъ надо…

Брови Троекурова на мигъ какъ бы болѣзненно сжались, — но тутъ же съ прояснившимся лицомъ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза