Бездна

После солнечного коридора в секционной темновато. Бестеневая лампа наведена на металлический стол в центре, по бокам, над другими столами, сумрак. Там лежат бледно-желтые окостеневшие бывшие люди. Так и должно, наверное, быть. Ближе к преисподней – темнее. Александр нерешительно потоптался на входе и двинулся к единственному освещенному холодной операционной лампой пятну. Ангел-прозектор Иван Петрович не отозвался, как видно, не приступал еще к делу.

Арина лежит, неловко отвернув голову к правому плечу, рассыпав мокрые волосы по оцинкованному столу, и с них на пол, потихоньку, розоватая вода – кап да кап. Стопы она вытянула в струну, напружинив аккуратный педикюр, а вот ладони открыты, развернуты к небу, тонкие пальцы торчат, будто ноги высохших паучков. Александр вздохнул, чиркнув невольно взглядом по поникшим соскам, бритому лону и маленькому пупку, в котором дрожит капля той самой розовой воды, вспомнил, как когда-то все это доставляло ему удовольствие, и опасливо протянул руку, чтобы откинуть волосы с обиженно отвернувшегося лица.

– Ну, не трожь, не трожь, – глухо буркнул из-за угла патологоанатом, – нет у подружки твоей больше физиономии. Начисто стесало камнями. Прыгнула-то на подножие моста.

– А в воду метила? – некстати спросил Рогов.

– Дурак, что ли? – обиделся старый знакомец. – Я почем знаю? Пока на стол укладывали, голову немного распрямил. А то вообще подмышкой была. Кусок черепа с той стороны съехал. Ты чего так рано? Я не начинал даже.

– Мне заключение ни к чему, – все-таки сжималось сердце у Александра, пряталось за ребра, ныло, как и положено усталой мышце, – можно я тут покурю, Петрович?.. Причина смерти очевидна. Просто хотел на нее посмотреть. В последний раз…

– Гляди. Сколько влезет, – пожал плечами, – хоронить-то кто будет? Полицейские сказали – у нее никого нет. Я к чему – труп потом муниципалам отдавать, чтобы за казенный счет? У меня в холодильнике больше двух суток – никак.

– Все организую. Похороним. Слушай, Петрович, можно с лицом что-то сделать?.. Я заплачу. Она красивая была.

– В закрытом похоронишь. Ничего не осталось. Эй, тебе худо, что ли? Вали-ка, парень, подобру отсюда. Тоже мне! Еще хирургом был. Сопляк.

Иван Петрович скальпелем порол бледную кожу меж маленьких упругих грудей, спускался по плоскому подтянутому животу к лобку, рисовал перевернутую букву «игрек» к гребням подвздошных костей. Из-под ножа ползла небогатая желто-розовая клетчатка, и чуть вздрагивали кончики пальцев на раскрытых к небу кистях Арины. Рогов, задыхаясь, выскочил в душное лето, кашлял, выхаркивая приторный запах смерти, курил, давился спазмом в кадыкастом, заросшем рыжеватой щетиной горле. Желтогрудая, с белыми нарядными щеками синица пела ему с зазеленевшей березы, выкрикивая переливами гимн жизни, радовалась и красовалась одновременно, кричала: ци-ци-ци-пи… вертлявая простенькая птичка. Синице, вероятно, хотелось, чтобы ею любовались – ведь и вправду украшает она собой мир.

2

– А помните, как мы с ней познакомились? – Кирилл отхлебнул из тонкостенного рокса виски чайного цвета, хрустнув попавшей на зуб ледышкой, сморщился, – ну-у, послушались вас, Владимир Юрьевич! Зачем бурбон заказали? Можно, я себе односолодовый возьму?..

– Пей, пожалуйста, что есть, – отмахнулся лысой головой Сапегин, сам немного захмелевший, теребил черную бороду, поглядывая на лица друзей.

– Как не помнить? Я ее с вами и подружил. На голову бедной девчонке…

Веранда ресторана в послеобеденное будничное время пуста. В пыльных зарослях над близкой речкой дерет горло дрозд, да время от времени с мягким шуршанием проносится в сторону элитной застройки, к старому парку, очередной Порше, отсвечивая перламутровыми боками. У входа застыла девушка-официант в белой рубашке и черном нелепом переднике. Новенькая, видимо – измельчал, однако, здешний персонал. И передник этот… будто фартук мясника. Длинный, превращающий девичью фигуру в пень. Друзья молча выпивали, жмуря глаза под ослепительными солнечными остриями. Мудрое решение – поминать еще не упокоенную душу именно виски – тостов нет, и чокаться не нужно, и все такое.

– Почему же?.. – возразил через пару минут Виктор, со вздохом встал из-за стола, распрямляясь высокой грузной фигурой. – Что она раньше-то видела?! Кажется, ей все нравилось. По миру поколесила – многим и не снилось. А то, что произошло – трагедия. Я понять не могу – зачем? Ребята, есть у кого покурить? Ароматное, в смысле.

– Во-первых, Виктор Юрьевич, вы не курите, – заметил, оторвавшись от телефона, Руслан, абсолютно седой, с грустными проницательными глазами, не старый еще, но издерганный ответственной работой, – во-вторых, вся трава в Европе. А туда не пускают. Если по делу, слабо я верю, что Ариша сама с моста сиганула. Высокие тоскливые материи, честно говоря, не ее сильная сторона, Господи, прости!.. Помянем давайте, девочка была добрая и ласковая…