Бездна

Вальбен погладил ее густые темные волосы (за долгие месяцы плавания они сделались жестче и грубее, но все еще оставались красивыми).

– Да, мне чем-то импонирует его теория, – согласился Лоулер. – По крайней мере, я понимаю метафоричность выводов Квиллана… Но сие не имеет значения, во всяком случае, для меня. Во Вселенной может существовать бесконечное количество отдельных слоев, населенных разными богами… У божества каждой более верхней ступени пусть будет в шестнадцать раз больше глаз, чем у предыдущих… И пусть у Квиллана есть совершенно неопровержимые доказательства всего этого причудливого вздора, для меня сие не имеет ни малейшего значения. Я живу в этом мире, и в нем нет никаких богов. Происходящее на других, более высоких уровнях бытия, если таковые имеют место, меня не касается.

– Но ведь это не означает, что не существует более высоких уровней.

– Конечно, но кто знает? Старый моряк, когда-то давно рассказывавший нам о Лике Вод, тоже говорил что-то такое о подводном городе супердвеллеров, расположенном неподалеку от берега. Думаю, в это можно верить с таким же успехом, что и в нагромождение фантазий Квиллана. Правда, если говорить начистоту, я не верю ни тому ни другому. Для меня одинаково безумны как сказки одного, так и богословские бредни другого.

Сандира приподняла голову и заглянула ему в глаза.

– Давай предположим в качестве гипотезы, что под водой неподалеку от Лика Вод действительно находится город и в нем живут какие-то особенные двеллеры… Если это так, то становится вполне понятно, почему известные нам джилли считают остров священным местом и боятся или, по меньшей мере, не склонны приближаться к нему. А вдруг там и в самом деле обитают богоподобные существа?

– Давай подождем… Когда мы все-таки доберемся до Лика и увидим, что это такое, тогда-то я и дам тебе окончательный ответ, хорошо?

– Что ж, я подожду, – согласилась Сандира.

Где-то посреди ночи Лоулер неожиданно проснулся и сразу же почувствовал, что находится в том состоянии нервного сверхнапряжения, которое – он знал об этом совершенно точно – не даст ему уснуть до самого рассвета. Вальбен сел в постели, потирая лоб, прямо-таки раскалывавшийся от боли. У него сейчас возникло такое впечатление, что ему во сне вскрыли череп и напихали туда миллионы блестящих и жестких проволочек, которые теперь терлись друг о друга при каждом неосторожном движении.

Внезапно Лоулер почувствовал, что в его каюте присутствует кто-то еще, кроме него самого. В слабом свете звезд, проникавшем сквозь единственный иллюминатор, он видел высокую широкоплечую фигуру, стоявшую, прислонясь к переборке, и молча наблюдавшую за ним. Кинверсон? Нет, не похоже. Да и зачем бы Гейб стал врываться к нему среди ночи? Но ведь на корабле больше нет таких высоких мужчин…

– Кто ты? – прошептал Лоулер.

– Вальбен, неужели ты не узнаешь меня? – прозвучал вопрос, произнесенный глубоким, с приятным тембром, и спокойно-уверенным голосом.

– _Кто вы?_

– Присмотрись хорошенько, парень. – Незваный гость повернулся, и стала видна часть его лица. Лоулер рассмотрел тяжелую челюсть, густую курчаво-черную бороду, прямой и крупный нос. Если бы не заросли волос на лице, то внешне все напоминало ему самого себя. Нет, не совсем: глаза другие. Из них исходит какой-то мощный свет; их выражение одновременно и строго, и мягко. Вальбен помнил этот взгляд, и поэтому волна озноба пробежала по его спине.

– Мне казалось, что я проснулся, – произнес Лоулер спокойным тоном, – но теперь понимаю – все происходит во сне. Здравствуй, отец. Рад снова видеть тебя. Прошло уже так много времени…

– Неужели? В таком случае, только не для меня. – Высокий мужчина сделал несколько шагов по направлению к Вальбену и оказался у самого края койки. На нем была старомодная широкая мантия в складку, которую Лоулер так хорошо помнил. – Хотя… немало лет прошло с тех пор, как… Ты вырос, сынок. Теперь ты старше меня, не так ли?

– Да нет… Примерно того же возраста, что и ты.

– И тоже врач. Причем, как я слышал, хороший врач.

– Ну-у, не такой уж и хороший. Но делаю все, что в моих силах. Хотя многое, слишком многое, не получается.

– То, что в твоих силах… Это уже прекрасно, Вальбен, если ты только правильно их оцениваешь. Я часто говорил тебе это, но, мне так кажется, ты не особенно верил мне. Что ж… Ты еще не начал халтурить и все делаешь на совесть… Врач может быть последним подонком, закончив работу, но до тех пор, пока по-настоящему помогает людям, он является доктором в полном смысле этого слова, если, конечно, по-прежнему понимает, что его предназначение – защищать, любить и лечить. Мне кажется, в этом отношении с тобой все в порядке. – Он присел на угол койки. Невольно создавалось впечатление – здесь ему все знакомо. – У тебя ведь нет семьи, не так ли?

– Нет.

– Плохо. Из тебя бы вышел хороший отец.

– Неужели?

– Конечно, ты бы изменился… К лучшему, так я думаю. Ты жалеешь об этом?

– Не знаю. Возможно… В принципе, я о многом жалею… Жалею, что мой брак развалился, жалею, что не женился вновь, жалею, что ты так рано умер, отец.

– Рано?