Бездна и Ланселот

Правда, покидая Крым, немцы там здорово насвинячили, не оставив ничего, кроме двух больших картин, которые были повешены в спальне, отведенной Рузвельту. Однако русские срочно подновили дворец, доставили в Крым весь обслуживающий персонал и самую лучшую обстановку, какую только смогли найти в Санкт-Петербурге и Москве. Все делегаты были очень утомлены, они приняли ванну, пообедали и отправились спать. Правда, Черчилль куда-то надолго запропастился по дороге из Саки.

* * *

Дорога после войны был разбита, ехать пришлось долго. Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании, пребывал не в лучшем своем настроении. Перед вылетом с Мальты он не позавтракал, потому что так рано не ел никогда. Приняв внутрь лишь полстакана «Джонни Уокера» и сунув в карман пачку нераспечатанной корреспонденции, которую ему передал секретарь и которую он рассчитывал посмотреть в самолете, премьер отправился на аэродром. Перед выездом он дал русским шифрованную телеграмму: «Вылетаю, позавтракаю в самолете». Но его самолет РКУ-54 в полете немилосердно трясло, он то и дело проваливался в воздушные ямы, все время опасались, как бы не нагрянули немецкие истребители, и вообще, было не до еды, как, впрочем, и до чтения корреспонденции. Поэтому в Саки он прилетел голодный как волк. Там его встречал русский министр иностранных дел Молотов, ехать они должны были вместе.

По дороге о делах не говорили, Молотов через русского переводчика весьма дипломатично лишь спросил его о том, как прошел полет и как Черчилль себя чувствует, а потом рассказывал о Крыме и истории его недавнего освобождения от немцев. Однако, по-видимому, телеграмма сделала свое дело, и русские заготовили Черчиллю сюрприз. Дорога до Ялты длиной около ста миль имела множество спусков, подъемов, поворотов, что очень утомляло пассажиров и водителей. Где-то часа через два пути машины остановились, Молотов предложил выйти, размять ноги и подышать свежим воздухом. Черчиллю вовсе не хотелось ничего разминать и покидать ради такого сомнительного удовольствия теплую кабину, однако отказаться от предложения хозяев было бы невежливо, и, кряхтя и ругаясь про себя последними словами, он вылез из лимузина. То, что он увидел, заставило его протереть глаза. Рядом с дорогой прямо на каменистой площадке стоял огромный белый шатер, будто взявшийся из сказок тысячи и одной ночи. Молотов любезно пригласил его внутрь. Из шатра веяло теплом, как оказалось, от жаровен с углями, а на накрытом белоснежной скатертью столе гостей ждали красная и черная икра, балыки, коньяки и вино. Премьер сразу почувствовал себя лучше, а осушив подряд несколько бокалов русского шампанского, которое привело его в восхищение, ощутил настоящий прилив жизненных сил. Пользуясь неожиданной остановкой, он решил бегло посмотреть пачку писем, которая напомнила о себе тяжестью в кармане его полувоенного пальто. Одно из них, скрепленное печатью, привлекло его особое внимание. Сломав печать и раскрыв письмо, Черчилль начал его читать, и по мере прочтения его лицо приобретало все более и более озабоченное выражение. Сложив письмо и сунув его в нагрудный карман своего защитного цвета френча, он подозвал переводчика:

– Пожалуйста, передайте господину Молотову, что мне необходимо сделать по пути еще одну остановку… конфиденциально, в государственных интересах Великобритании. Если, конечно, у вас для этого предусмотрены по маршруту дополнительные пункты отдыха.

Выслушав перевод, Молотов удивленно посмотрел на Черчилля через круглые стекла своих очков, но тут же с готовностью пояснил, что такой пункт действительно имеется по пути следования, в пригороде города Симферополь, где он и оставит господина премьера, с тем чтобы тот имел возможность без помех сделать все то, что должен.

В пригороде Симферополя – этого главного города Крыма – они сделали вторую остановку у дома номер 15 на улице со странным для России немецким названием «Шмидт», однако Молотов объяснил, что его дали этому месту не немцы и к кузнечному ремеслу оно также не имеет никакого отношения, просто так звали одного из известных русских революционеров. Двухэтажный особняк с четырехгранной башней, накрытый синей крышей с остроконечным готическим шпилем, напоминал чародея в широкополой шляпе из английской сказки. Справа к дому примыкал небольшой садик, а внутрь вели ступени крыльца, украшенного мраморным львом с пышной вьющейся шевелюрой. Остановившись на лестнице, Черчилль одобрительно посмотрел на него как на друга и соотечественника и ласково погладил по морде.