Шахов сделал большие глаза, но Ибрагим на него даже не взглянул. Похоже, он был невысокого мнения об умственных способностях земляков, и это придавало ему смелости. В любом случае, подумал Михаил, терять парню нечего. Если он уверен, что мы из ФСО, ему остается одно из двух: или красиво погибнуть, спасая единоверцев, или сотрудничать с нами, изо всех сил стараясь сберечь свою шкуру. Красиво погибнуть он мог давным-давно, еще в доме своего дядюшки. Заорал бы во всю глотку, мы бы его кончили и с маху сели в галошу: они сверху, мы снизу, два на два, и стрелять на поражение нельзя, потому что тогда не у кого будет спросить, куда они подевали Анюту… Но парень выбрал другой вариант, а это такая дорожка, ступив на которую, бывает трудно остановиться.
— Мы будем обсуждать это через дверь? — надменно поинтересовался Ибрагим, и Шахов усмехнулся, уловив в его голосе металлические приказные нотки. — Можешь позвонить дяде Мустафе и задать свои вопросы ему, только сначала впусти меня в дом.
— Э-э-э, зачем сердишься? — протянул голос за дверью и добавил куда-то в сторону: — Скажите Вахе, что приехал Ибрагим!
Услышав первый щелчок повернувшегося в замке ключа, Михаил выключил свет на лестничной площадке и, взяв за плечо, оттащил Ибрагима в сторону от двери. Ключ щелкнул еще раз; дверь начала открываться, и Шахов, опустив на глаза прибор ночного видения, вырубил свет в квартире.
Появившийся на пороге призрак издал гортанный возглас изумления, который оборвался на середине, вбитый обратно в горло пулей сорок пятого калибра. Падая, чеченец рефлекторно нажал на спусковой крючок пистолета, который, как выяснилось, все это время держал в руке. Судя по звуку, это был «ТТ»; в момент выстрела ствол его смотрел куда-то вверх, и пуля, ударившись о дверную притолоку, осыпала голову и плечи Михаила крошками отбитой штукатурки. Он услышал знакомый, царапающий по нервам визг рикошета и, перепрыгнув через упавшее тело, ворвался в квартиру.
Тепловые излучения стен и мебели рисовали причудливые, колеблющиеся очертания предметов. Дверной проем, что вел в гостиную, выглядел как слабо светящаяся рама, внутри которой перемещались излучающие зыбкий фосфорический свет фигуры. Михаил услышал приглушенный хлопок, и одна из фигур, только что вскочившая из стоящего напротив телевизора кресла, рухнула на заставленный посудой, забросанный объедками стол, выронив короткоствольный милицейский автомат. В гостиной снова хлопнуло, и еще один чеченец, зачем-то закрыв лицо скрещенными руками, боком упал на груду сваленных в углу сумок и чемоданов, а затем медленно сполз на пол, увлекая за собой набросанные как попало вещи.
В темноте прогремел пистолетный выстрел, озарив ее короткой красноватой вспышкой. Зазвенело разбитое пулей оконное стекло, и Шахов увидел стрелявшего, который пятился в сторону прихожей, судорожно поводя из стороны в сторону стволом выставленного перед собой пистолета, словно пытался одновременно удержать на мушке погруженную во мрак комнату. Михаил аккуратно выстрелил ему в затылок и, когда человек упал, перестав закрывать обзор, сразу же взял на прицел следующую светящуюся фигуру, которая, скорчившись, сидела под окном.
— Свои! — крикнула фигура, подняв над головой скрещенные руки, в одной из которых Михаил разглядел удлиненный цилиндрическим набалдашником глушителя пистолет. — Не увлекайся, — уже спокойнее добавил Дорогин, медленно вставая с корточек, — не стреляй в меня, добрый молодец, я тебе еще пригожусь.
— Все, что ли? — спросил Михаил.
— Кажется, все…
Шахов прислушался. В квартире было тихо, лишь из-за двери спальни раздавался негромкий детский плач. С тревожно бьющимся сердцем он шагнул туда, и тут дверь туалета с грохотом распахнулась настежь. В узком темном проеме возникла еще одна испускающая слабый фосфорический свет фигура. На дульном срезе скорострельного штурмового пистолета забилось косматое злое пламя, прихожая наполнилась треском выстрелов, звоном разлетающихся стеклянных осколков и тупым стуком коверкающих штукатурку пуль. Чеченец палил веером, наугад, не видя цели, но он стрелял из «ингрэма», а эта уродливая шепелявая машина выпускала двадцать пуль в секунду, и пули были тридцать восьмого калибра.
Шахов почувствовал сильный безболезненный толчок в правый бок и выстрелил навскидку. Судя по тому, как качнулся чеченец, пуля попала ему в грудь. Но, теряя равновесие, он успел снова нажать на спуск, выпустив на волю последние четыре или пять пуль. Три из них нашли цель. Фосфорическое мерцание в линзах прибора ночного видения стало стремительно меркнуть, и, падая, Михаил удивился: неужели у него испортились инфракрасные очки? Он так и умер, пребывая в заблуждении, уверенный, что в темноту погружается не он сам, а окружающий мир.