На всякий случай выждав несколько секунд и убедившись, что превращение Вахи в физическое тело осталось незамеченным его приятелями, Сергей закончил спуск и без проблем перебрался в лоджию. Окно ярко освещенной гостиной было закрыто полупрозрачной тюлевой занавеской, которая даже снаружи выглядела серо-желтой от осевших на ней никотиновых смол, пыли и бог весть какой еще дряни. Одним движением освободившись от веревки, Дорогин скользнул вперед и, присев, прильнул к жестяному карнизу, поверх нижнего края оконной рамы озирая театр предстоящих военных действий.
В скудно обставленной старой, бросовой мебелью гостиной находились четверо. Дорогин удивленно приподнял бровь: как правило, киднеперы обходятся куда меньшим количеством охраны, даже когда держат в заложниках крепкого взрослого мужчину, а не десятилетнюю девчушку. Потом в глаза ему бросились сваленные грудой в углу за диваном чемоданы, дорожные сумки и клетчатые баулы; в другом углу виднелись поставленные на попа, как мешки с картошкой, свернутые матрасы. Трое из четверых находившихся в гостиной кавказцев выглядели так, словно только что спустились с гор, и Сергей сообразил, что к покойному Вахе приехали гости — возможно, какие-нибудь родственники, а может быть, просто земляки. Как бы то ни было, отправив небритого Ваху в свободный полет, Сергей разом обзавелся как минимум четырьмя кровниками. С этим надо было что-то делать, и он, пожалуй, знал, что именно.
На застеленном старыми газетами столе стояла бутылка водки, вокруг которой валялась закуска, представлявшая собой, в основном, огрызки и объедки. Глядя на стол, можно было предположить, что украшающая его бутылка далеко не первая, а довольно бодрый, хотя и не вполне трезвый вид участников застолья намекал, что и не последняя. Дорогин нахмурился, представив, чего за время этого пира наслушалась — и дай бог, чтобы только наслушалась! — запертая в соседней комнате Анюта.
Он вынул из-за пазухи пистолет и взвел курок. Сквозь неплотно прикрытую балконную дверь до него по-прежнему доносились петушиные вопли популярного комика и взрывы записанного на пленку хохота. Потом из прихожей послышалось дребезжание дверного звонка. В комнате возникло беспокойное шевеление. Кто-то, дотянувшись до пульта, приглушил звук телевизора, и комик на экране продолжал шлепать губами в полной тишине. Один из кавказцев вынул из-за пояса обшарпанный «ТТ», передернул ствол и, держа пистолет за спиной, направился в прихожую. Остальные трое остались сидеть, одинаково обернувшись к дверям и вытянув шеи. Будто по волшебству, у них в руках появилось оружие и Дорогин поморщился, увидев, что один из них держит наготове укороченный «Калашников».
Дребезжание дверного звонка прекратилось. Кавказец, отправившийся в прихожую, что-то сказал оттуда, и один из его приятелей, повернувшись к окну, крикнул:
— Э, Ваха, кончай дымить! К тебе гости!
В это мгновение в квартире погас свет. Дорогин опустил на глаза инфракрасные очки, толкнул балконную дверь и бесшумно скользнул в наполненную фосфоресцирующими призраками комнату.
Шахов сменил обойму в «кольте», передернул ствол, поправил сдвинутые на лоб инфракрасные очки и посмотрел на часы. Истекали последние секунды оговоренных пяти минут; Дорогин к этому времени должен был очутиться либо в лоджии, в тылу у засевших в квартире чеченцев, либо внизу, на огибающей дом по периметру бетонной дорожке. Учитывая его каскадерское прошлое и простоту стоявшей перед ним задачи, в последнем Михаил очень сильно сомневался. Как бы то ни было, время истекло, и ждать ему было нечего.
— Время, — сказал он. — Пора, не пора, иду со двора. Давай, программист, твой выход. А ты молодец, — добавил он, чтобы подбодрить стоявшего рядом с понурым и несчастным видом пленника. — Если так пойдет и дальше, я тебя, пожалуй, отпущу на все четыре стороны.
— Спасибо, — пробормотал Ибрагим и потянулся к дверному звонку.
Одновременно рука Михаила протянулась к распределительному щитку и легла на тумблер автоматического предохранителя, под которым красной краской по трафарету был нанесен номер квартиры. От мысли, что буквально через пару минут он сможет прижать к себе Анюту, по телу пробежали мурашки, но он отогнал приятное видение: до этого момента еще следовало дожить.
Ибрагим позвонил в дверь. Доносившееся из квартиры бормотание работающего телевизора смолкло, и спустя короткое время голос с сильным кавказским акцентом осторожно поинтересовался сквозь дверь:
— Кто там, э?
— Это я, Ибрагим, — сказал Ибрагим, искательно улыбаясь в дверной глазок. — Открывай, пожалуйста, меня прислал дядя Мустафа.
— Что хочешь, э?
— Дядя просил, чтобы я привез к нему девочку.
— Зачем? Почему ты, а не Аслан?