«Таких совпадений не бывает, — думал Дорогин, направляясь на кухню. — Если это другой человек и другая машина, то где-то, видимо, издали секретный циркуляр, имеющий силу закона и предписывающий всем без исключения топтунам ездить на белых универсалах «вольво» с тонированными стеклами и носить пальто, вышедшие из моды лет десять назад».
На кухне он отыскал банку с молотым кофе. Банка нашлась не сразу, потому что Дорогин искал ее на полках, а она стояла на подоконнике, замаскированная сверху переполненной пепельницей. Сергей высыпал испачканные губной помадой бычки в мусорное ведро, открыл банку и вздохнул: кофе в ней было от силы на пару чашек, из чего следовало, что у Варвары случился очередной аврал и она просто не успела пополнить истощившийся за ночь запас этого стратегически важного продукта. Об этом же свидетельствовал дикий бардак в гостиной, которая служила Варваре рабочим кабинетом. Войдя в комнату и увидев разбросанные по полу, залитые кофейной жижей и припорошенные сигаретным пеплом бумаги, диски, канцелярские принадлежности и прочую мелкую дребедень, Дорогин подумал, что, окажись на его месте квартирные воры, они бы прямо с порога развернулись и удалились восвояси, решив, что здесь уже успели побывать их более расторопные коллеги.
Он закурил, отыскал в сушилке закопченную джезву (еще одно свидетельство того, что Варваре в последние пару дней недосуг было заниматься домашним хозяйством), налил в нее холодной воды из фильтра и безжалостно высыпал туда остатки кофе: не наелся — не налижешься. Спать хотелось со страшной силой; тишина пустой, пропахшей духами, косметикой, хорошим кофе и дамскими сигаретами, уютно обставленной квартиры не просто располагала к тому, чтобы вздремнуть, а прямо-таки криком кричала об этом. Взгляд все время натыкался то на мягкий диван с соблазнительно разбросанными по нему подушками, то на глубокое кресло с оставленным на подлокотнике пушистым пледом. Проходя по дороге на кухню мимо открытой двери спальни, Дорогин поневоле увидел широкую удобную кровать с развороченной, явно покинутой в большой спешке постелью. На подушке валялась скомканная ночная рубашка, а духами из спальни тянуло так, словно Варвара никуда не уходила. Вспомнив это зрелище, Дорогин торопливо закурил, стараясь не обращать внимания на мыслишку, которая неизменно посещала его всякий раз, как он попадал в квартиру Белкиной. Обстоятельства, при которых она возникала, бывали разными, да и сама мысль в зависимости от них формулировалась то так, то этак; она принимала разные обличья, но при посещениях этой квартиры появлялась в мозгу с завидным постоянством, как будто жила здесь, подкарауливая Сергея Дорогина. А может быть, и не одного только Дорогина, а вообще любого мужчину, которого угораздило заглянуть в это уютное гнездышко убежденной холостячки.
Мыслишка была простая и сводилась к тому, что было бы очень неплохо не просто вздремнуть в постели Варвары, а разделить эту постель с ней.
Дорогин усмехнулся и по-детски потер кулаками слипающиеся глаза. Он немного напоминал себе осла, которого заставляют идти вперед, подвесив у него перед носом морковку. Разница заключалась лишь в том, что до этой морковки он запросто мог дотянуться, было бы желание. Да и сама «морковка» явно была не против того, чтобы ее съели или хотя бы надкусили, что неоднократно в более или менее откровенной форме доводила до сведения осла… то бишь, своего старинного приятеля Сергея Дорогина.
«Вот уж, действительно, осел, — подумал он, выключая конфорку под начавшим закипать кофе. — Сколько можно попусту пускать слюни? Выбери что-нибудь одно и действуй. Либо живи по теперешней моде, лги, изворачивайся и предавай ради минутного удовольствия, либо выбрось глупости из головы. Да и из головы ли, в самом-то деле? Как раз голова тут, пожалуй, и ни при чем. Просто Варвара — настоящая, стопроцентная женщина. То есть воплощенный соблазн. Сосуд греха, словом. И мужики реагируют на нее подсознательно, на уровне инстинкта. Инстинкт самосохранения заставляет отдергивать руку от огня, а инстинкт размножения при виде красивой женщины автоматически направляет мысли в совершенно иное русло. А уж подавлять этот инстинкт или не подавлять — это личное дело каждого отдельно взятого индивидуума…»
Он перелил кофе в чашку, подошел к окну и, став так, чтобы его не было видно с улицы, выглянул наружу. Белая «вольво» стояла на прежнем месте. Тип в длиннополом пальто, надышавшись, по всей видимости, свежим воздухом, стрельнул окурком в сторону погребенного под грязным подтаявшим сугробом газона, не скрываясь, посмотрел на окна Варвариной квартиры и, подобрав полы своей кашемировой шинели, неторопливо забрался в машину. Слежка была либо очень уж непрофессиональной, в чем Дорогин сомневался, либо нарочито демонстративной. Варвару явно хотели напугать до смерти и заставить тихонько, как мышка, сидеть дома в ожидании своей участи.