На глазах у игравших во дворе детей и подростков, что, сидя с ногами на скамейке, пили пиво, водитель, не глуша двигатель, выбрался из машины и подбежал к забранному стальной решеткой окну сыскного агентства. Просунув между прутьями решетки монтировку, он несколько раз сильно ударил ею по стеклу, которое со звоном и дребезгом посыпалось вниз. Человек протолкнул что-то в окно, бегом вернулся за руль, захлопнул дверцу и с места дал полный газ. К тому моменту, как изуродованная «десятка» скрылась в подворотне на противоположном конце проходного двора, внутри офиса частного сыскного агентства «Доберман и К0
» уже заплясали, поднимаясь все выше, языки огня. Они лизнули разбросанные по столу бумаги, и вскоре на рабочем месте Бориса Олеговича уже вовсю полыхал приличных размеров костер. Горящая бумага разлеталась в стороны, поджигая все, чего касалась; пламя с веселым треском вскарабкалось по пыльным шторам, и те рухнули на пол, разбрасывая пылающие клочья. Компьютерный монитор выстрелил, как большая новогодняя хлопушка, осыпав помещение стеклянной шрапнелью. Через минуту его примеру последовал монитор камеры наружного наблюдения, и разлетевшиеся вокруг обломки чадно горящей пластмассы внесли свою лепту в эту оргию тотального уничтожения. К тому моменту, как во двор, едва протиснувшись через арку, въехала пожарная машина, пламя уже выбивалось из офиса наружу, доставая до карниза второго этажа, и ревело, как запертый в тесной клетке свирепый, голодный зверь.Офис «Добермана» выгорел дотла. Стоявший в углу кабинета Лесневского сейф, разумеется, уцелел, но хранившиеся внутри него деньги и бумаги превратились в аккуратные стопки пепла, сохранявшие первоначальную форму до тех пор, пока их не разметал ворвавшийся в открытую спасателями дверцу сейфа сквозняк. Вместе с деньгами, документами и несколькими десятками компрометирующих разных людей фотографий в пепел обратился и клочок бумаги, на котором рукой Бориса Олеговича был записан регистрационный номер красного полноприводного «доджа».
Глава 14
Когда во всем доме неожиданно погас свет, Аслан разговаривал по телефону. Помянув хромого шайтана, чеченец закончил разговор и, используя мобильник в качестве источника света, вышел в коридор. Из комнаты охраны доносились гортанные возгласы изумления и досады. Впрочем, тревоги в голосах охранников не чувствовалось, и, выглянув в окно, Аслан понял, почему: электричества не было по всему поселку, дома превратились в мертвые глыбы мрака, почти полностью слившись с темнотой ненастного зимнего вечера. Лишь кое-где в окнах виднелись отблески слабого света — люди блуждали в потемках по своим жилищам, подсвечивая себе фонариками, зажигалками или, как Аслан, мобильными телефонами.
Убедившись, что все более или менее в порядке, Аслан поднялся на второй этаж, чтобы проверить, как там хозяин. Уважаемый Мустафа, как выяснилось, тоже был в полном порядке и справился с неожиданной помехой, как подобает профессиональному солдату, быстро и без посторонней помощи. На столе, за которым он сидел, горели свечи в количестве, достаточном для того, чтобы читать газету, не слишком напрягая зрение. Именно этим Мустафа Акаев занимался в данный момент. Впрочем, приглядевшись к нему внимательнее, можно было заметить, что на самом деле он не читает, а разглядывает помещенный на развороте портрет действующего президента так внимательно, словно выбирает место, где следует нарисовать мишень.
Услышав звук открывшейся двери, он опустил газету и бросил поверх нее быстрый, внимательный взгляд. Аслан опустил крышку телефона, погасив его неяркое сияние, и только теперь заметил, что среди подсвечников и всего прочего на столе под рукой у хозяина лежит пистолет. «Да, — с уважением подумал Аслан, — воинами не рождаются, ими становятся. Но, однажды став воином, человек воином и умирает, сколько бы десятилетий мирной жизни не пролегло между его последней битвой и концом жизненного пути. Да и кто их видел, эти мирные десятилетия? Кто угодно, только не уважаемый Мустафа! Пожалуй, он уже забыл, что это такое — настоящий мир…»
— Пришел проверить, не испугался ли я темноты? — негромко спросил Акаев, усмехаясь в седые усы. — Не волнуйся, дорогой, со мной все в порядке. Я перестал спать при свете, когда мне было три года.
— Я пришел по делу, — сказал Аслан, который явился сюда как раз за тем, о чем говорил Мустафа. — Только что звонил Джабраил. Он разобрался с сыщиком, как ты и просил, уважаемый.
— Его видели? — спросил Мустафа.
— Да, во дворе были люди. Все запомнили машину, но никто не запомнил номер, потому что он был залеплен грязью. Но, когда понадобится, у нас найдется человек, который сможет вспомнить этот номер и сообщить его милиции.
— Хорошо, — медленно кивнул Мустафа. — Только пусть этот человек не забывает, что иметь возможность позвонить в милицию и действительно сделать это — не одно и то же.