Бездна между нами

– Что? Нет! То есть вряд ли. Нет, точно нет.

Он рассмеялся.

– А у тебя есть братья или сестры? – спросила я.

– Нет.

– Понятно. Может, так лучше.

– Не знаю. Я бы не прочь иметь брата или сестру.

– Да, порой это кстати. – Я помедлила, взвешивая слова. – Я, например, с братом в очень хороших отношениях. Правда, был период, когда мы без конца ссорились.

– Да ну? Скверно.

– Еще бы. – Я выдержала паузу. – Зато брат научил меня драться. Такой побочный эффект от домашних потасовок.

– Серьезно? – Судя по тону, Оушен удивился. – Ты правда умеешь драться?

– Не то чтобы очень хорошо.

– Гм, – произнес он, очевидно обдумывая сказанное.

Я выждала пару секунд.

– Ну так что у тебя сегодня стряслось, Оушен?

Послышался вздох.

– Если тебе совсем не хочется про это говорить, то не будем. Но если хоть немножко хочется, я выслушаю.

– Я бы рассказал, – теперь голос доносился будто издалека. – Но, может, лучше не надо.

– Ну, как знаешь. – Я смутилась. – Если не дозрел…

– Вот именно – не дозрел. Мы с тобой еще не настолько, гм…

– Ладно, ладно.

– Понимаешь, я даже твоего второго имени не знаю. Не могу я с тобой обсуждать своих предков.

– У меня только одно имя.

– Да? А как насчет…

– А не многовато ли вопросов?

Молчание.

– Это плохо?

– Нет. Просто… просто я бы тоже не прочь тебя поспрашивать.

Секунду он молчал. Наконец ответил тихо:

– Я слушаю.

Так я узнала, откуда взялось имя Оушен. Все оказалось довольно просто. Мама Оушена бредила водными просторами; по иронии судьбы, сам Оушен боится утонуть, плавает как топор и на океаны чихать хотел. Второе имя у него – Десмонд. Получается, Оушен – парень не с двумя, а с тремя собственными именами. Я ему сказала, что Десмонд отлично звучит, а он объяснил: так звали дедушку. Я спросила, помнит ли Оушен дедушку, он сказал – нет, не помнит, родители развелись, когда ему было всего пять, он потерял связь с родными по отцовской линии, да и самого отца видит от случая к случаю. Мне хотелось еще поспрашивать о родителях, но я не решилась, поэтому спросила, какой университет Оушен себе наметил. Он сказал, не знает, на чем остановиться – на Колумбийском университете или на Беркли. Беркли идеально подходит, если бы не одно «но» – он расположен в небольшом городе, а Оушену непременно хочется в мегаполис. Я ответила, что помню, как он это говорил. Он продолжил:

– Ну да. Знаешь, я иногда думаю, надо было в другой семье родиться.

– В смысле?

– Понимаешь, мне кажется, вокруг меня одни мертвецы. – Сказано было с такой яростью, что я опешила. – Никто не думает. Всех все устраивает. А поглядеть – что конкретно? Ведь дерьмо же кругом. Самое настоящее дерьмо. Не хочу таким же стать.

– Да, мне бы тоже этого не хотелось.

– Тебе и не грозит.

– Да? – Я удивилась. – Спасибо.

А потом Оушен спросил:

– Ты когда-нибудь с парнем встречалась?

Я оцепенела. Выдавила:

– Никогда не встречалась. Нет. Никогда.

– Почему?

– Почему? – Мне стало смешно. – Даже не знаю, с чего начать. Ну, во-первых, родители, если бы я с ними таким желанием поделилась, были бы в ужасе. Им до сих пор кажется, что мне пять лет. Во-вторых, мы вечно переезжаем. Просто нет времени на развитие отношений. А вообще-то, Оушен, – я снова хохотнула, – парни, как бы это сказать, не находят меня привлекательной. Никуда не приглашают…

– Ну а если бы парень тебя пригласил?

Этот поворот мне сразу не понравился.

Если честно, я не думала, что дело зайдет настолько далеко. Убеждала себя: Оушен мной не заинтересуется. Никогда. Только худший сценарий не проиграла – что, если все-таки заинтересуется?

Хороший парень этот Оушен, думала я, только очень уж наивный.

Может, изрядно постаравшись, я бы и справилась с вечным раздражением; может, для разнообразия смягчилась бы. Но ведь оптимизмом мироустройства не изменишь. Оушен – милый, симпатичный, гетеросексуальный белый парень, и у мира на него планы. Иранка – мрачная, сомнительной внешности, да еще и с шарфом на голове – в этих планах не фигурирует. Значит, нужно спасти Оушена от него самого.

Поэтому вопрос о свидании я оставила без прямого ответа.

Попыталась ответить уклончиво.

– Вообще-то приглашения поступали. Правда, нечасто. Но все-таки. Пару лет назад. У Навида тогда был, гм, трудный период. В смысле, брат сам был трудный. Ну вот, однажды он заглянул в мой дневник, вычислил, о каких именно безрассудных соискателях я там писала, и поколотил их. – Я выдержала паузу. – Как ты понимаешь, с тех пор моя личная жизнь расцвела пышным цветом.

Не знаю, на какую реакцию рассчитывала. Когда Оушен уточнил: «Ты ведешь дневник?», я поняла: хотелось услышать что-то другое.

– Ну да, – ответила я.

– Это же здорово!

Тут до меня дошло: пора закругляться. Что-то происходило; что-то менялось. Стало страшно.

И я выпалила:

– Слушай, давай попрощаемся. Поздно, я еще не все уроки сделала.

– Ладно, – ответил Оушен.

Даже по этим двум слогам я уловила: он такого не ожидал. Он, может быть, даже огорчен.

– Завтра будешь в школе, Оушен?

– Конечно.

– Вот и хорошо. – Я выдавила улыбку, даром что Оушен не мог ее видеть. – Пока.