Бездна между нами

Я не ходила на сборища. Не была ни на одном матче – ни в этой школе, ни в других. Уклонялась всеми способами. Проявляла школьный дух, только если никак нельзя было отвертеться. А чтобы по собственной инициативе – никогда. Принципиально не вступала в дурацкие закрытые клубы, не присоединялась к кучке фриков. Да вот – не далее как сегодня – мне пришла рассылка-напоминалка: через пятнадцать дней, то есть в день первой игры сезона, необходимо явиться в школу во всем черном. Этакий тонкий школьный юмор – мы якобы будем в трауре по команде-сопернице.

По-моему, полный бред.

Зато вот что я имею теперь.

– Погоди, Навид, – заговорила я. – Оушен не может играть за школу! Он же только в десятом классе!

Навид глянул так, будто хотел меня по затылку щелкнуть.

– Ты совсем ку-ку, да? Почему я об этом парне знаю больше, чем ты? Не в десятом он классе, а в одиннадцатом!

– Но он же со мной два урока посещает…

Я осеклась.

Действительно, Оушен ходит на биологию. Класс с углубленным изучением, его посещают только одиннадцатиклассники и выпускники. Я сама туда попала исключительно из-за отличной успеваемости. А глобальные перспективы – вообще электив, на него всем желающим можно, кроме девятиклассников.

Получается, Оушен на год старше меня. Вот почему он уже почти определился с университетом, вот почему для него университет – не туманная перспектива, а ближайшее будущее, причина размышлений и тревог. И АОТы – тоже. Ведь в следующем году надо подавать заявления…

А главное – он играет в баскетбол.

Боже милосердный.

Я легла на спину, вытянулась прямо на зашарканном полу, уставилась вверх, на лампы, приглушенные нишами. Вот бы сейчас исчезнуть!

– Все очень плохо, Навид? – Я сама не ожидала, что в голосе будет столько страха. – Очень плохо, да?

Брат вздохнул. Приблизился ко мне, стал смотреть сверху вниз.

– Не плохо. Только очень странно. Непривычно. Пожалуй, сплетни по школе поползут.

– Проклятье.

Я закрыла глаза.

Сплетен-то я и боялась.

Глава 21

В тот день я впервые радовалась, что родителям дела нет до моей школьной жизни. Ноль интереса; а папа, пожалуй, и не знает, где школа находится. Вот из кино, с «Гарри Поттера», на час опоздать – это серьезно, это на двойной инфаркт тянет. А заподозрить, что американская старшая школа ужаснее городских окраин? Да быть не может. Так родители рассуждали.

Объяснять им было бесполезно. Они просто не слушали. Другие родители то и дело появлялись в школе, помогали с организацией мероприятий, не пропускали собраний. Мои – боже упаси! Они даже писем от школьной администрации не читали – писем, адресованных им, а не мне! Не состояли в родительском комитете. Не поддерживали, совместно с другими папами и мамами, порядок на школьных танцах. Мама, правда, изредка приходила – подписать мои документы о зачислении. И все. Единственный раз они таки напряглись – после одиннадцатого сентября, когда на меня напали двое отморозков. Навид, можно сказать, мне жизнь спас. Примчался с полицейскими, успел прежде, чем мою голову об асфальт размозжили. Нападение, кстати, было спланировано. Кто-то слышал, как подонки обсуждали свои действия прямо в классе; слышал и шепнул Навиду.

В тот день копы никого не арестовали. Полицейская мигалка спугнула нападавших, они бросили меня душить. Копы, выскочив из фургона, обнаружили меня сидящей на тротуаре, пытающейся ослабить петлю шарфа. Пальцы мои дрожали, шарф все никак не развязывался. Копы повздыхали. Один сказал нападавшим: «Хорош хулиганить», другой: «Идите по домам».

Навид был в бешенстве.

Бегал вокруг копов, кричал: «Арестуйте их!» Копы отмахивались: «Они же дети!» Потом занялись мной, все еще сидевшей на асфальте. Подошли, спросили, все ли со мной в порядке?

Я опешила.

– Ты как? Все о’кей? – повторил один из копов.

Я догадалась: раз я жива, значит, все действительно о’кей. Кивнула.

– Послушай, – заговорил коп, – может, зря ты это… гм… полотенце на голове носишь, а? Может, лучше тебе одеваться как все? – Помолчав, он со скорбным вздохом пояснил: – Ты ж вроде как сама нарываешься, детка. Сама себя мишенью делаешь. Сейчас в мире непросто. Люди перепуганы, понимаешь? – Видимо, решив, что не понимаю, уточнил: – Ты вообще по-английски говоришь?

Меня так трясло, что я и выпрямиться-то не могла. Смотрела на копа снизу вверх. С ощущением полной беспомощности. А тут еще эта его пушка на ремне. Взгляд упал на нее – дрожь усилилась.

– Вот, – сказал коп, протягивая визитку. – Позвони, если опять кто пристанет.

Визитку я взяла. Номер оказался не полицейского участка, а органов опеки.

И это нападение было не первым актом агрессии, но с него начался процесс моего очерствения. Будто рану прижгли – сначала адская боль, потом – тупая бесчувственность.

Домой я пришла в состоянии эмоционального ступора, все еще неспособная плакать. Но как изменились родители! Пришибленные, будто окаменевшие, они показались мне парой перепуганных детей. Папа начал было говорить: а может, ну его, этот хиджаб? Может, лучше как все, с непокрытой головой?

Я сказала: нет.