— Я люблю тебя, я хочу тебя обнять и не отпускать, не отдавать никому. Хочу целовать твои губы, они настолько приятны, что сводят с ума. Твой взгляд, настолько пронзителен, что пронзает сердце, из которого льется любовь к тебе и заполняет каждую клеточку моего тела. Твои прикосновения, отзываются в моем организме, как заряды тока, от которого бегут мурашки. Я хочу целовать твои руки и держать их не отпуская. Я хочу обнимать тебя, чтобы ты чувствовал себя во мне. Я хочу не отдавать тебя никому и никогда. Я хочу, чтобы ты был моим, моим любимым, чтобы ты чувствовал себя самым счастливым со мной. Я хочу тебя всего…
Жила-была птица. Птица с сильными крыльями, со сверкающим разноцветным оперением. Существо, созданное для вольного полета в поднебесье, рожденное, чтобы радовать глаз тех, кто следит за ней с земли.
Однажды женщина увидела ее и полюбила. Сердце ее колотилось, глаза блестели от волнения, когда с открытым в изумлении ртом она смотрела, как летит эта птица. И та позвала ее лететь с нею вместе — и отправились они по синему небу в полном ладу друг с другом. Женщина восхищалась птицей, почитала и славила ее.
Но как-то раз пришло ей в голову: да ведь птица эта наверняка когда-нибудь захочет улететь в дальние дали, к неведомым горам. И женщина испугалась — испугалась, что с другой птицей никогда не сможет испытать ничего подобного. И позавидовала — позавидовала врожденному дару полета.
И еще — испугалась одиночества.
И подумала: «Расставлю-ка я силки. В следующий раз птица прилетит — а улететь не сможет».
А птица, тоже любившая эту женщину, на следующий день прилетела, попала в силки, а потом была посажена в клетку.
Целыми днями женщина любовалась птицей, показывала предмет своей страсти подругам, а те говорили: «Теперь у тебя есть все». Но странные дела стали твориться в душе этой женщины: птицу она заполучила, приманивать ее и приручать больше не было нужды и мало — помалу угасал интерес к ней. Птица же, лишившись возможности летать — а в этом и только в этом заключался смысл ее бытия, — облиняла и утратила свой блеск, стала уродлива, и женщина вообще перестала обращать на нее внимание: только следила, чтобы корму было вдоволь да чтоб клетка была чистой.
И в один прекрасные день птица взяла да и умерла. Женщина очень опечалилась, только о ней и думала и вспоминала ее днем и ночью, но только не то, как та томилась в клетке, а как увидела в первый раз ее вольный полет под облаками.
А загляни она себе в душу — поняла бы, что пленилась не красотой ее, а свободой и мощью ее расправленных крыльев.
Лишившись птицы, лишилась она и смысла в жизни. И постучалась к ней в дверь смерть. «Ты зачем пришла?» — спросила ее женщина.
«Затем, чтобы ты снова смогла летать со своей птицей по небу, — отвечала смерть. — Если бы позволила ей покидать тебя и неизменно возвращаться, ты любила бы ее и восхищалась бы ею пуще прежнего. А вот теперь, чтобы тебе снова увидеть ее, без меня никак не обойтись».
Я лежу без движения в одинокой и холодной постели. Все внутри груди скованно стальными веревками. И в этой кромешной тьме и тягучей тишине вокруг меня раздается стук в дверь…
========== VII ==========
Я сделал пару глотков воды. Меня выворачивало наизнанку, и во всем теле было ощущение, будто мышцы отрезали от костей. Придя ко мне, она застала меня лежащим без сознания. Я не рассчитал дозы опиума, и привычная сладость грез сменилась подступающим холодом смерти. Но жестокая богиня не забрала меня.
— Я не могу так больше жить. Эти постоянные мысли в голове, я не знаю, как он них избавиться. А сил их выносить во мне уже не осталось, — прошептал я скорее себе, чем ей.
Кали забрала у меня стакан и помогла мне удобнее расположиться, подложив под спину пару подушек.
— Я прихожу сюда уже несколько месяцев, и я знаю, что люди, которые выбирают такое заточение, имеют на это серьезные причины. Что-то гнетет тебя из прошлого, но выбирать смерть-это не выход, — стала укорять она меня.
Да, наше общение ушло далеко за границы безличностного. Я не рассказывал ей ничего о себе, о той жизни, которую я оставил в прошлом. Но мы сумели с ней подружиться, стали общаться намного непринужденнее и легче, и я попросил ее перестать обращаться со мной как с господином. Ну, какой я был господин ей? Я мало чем отличался от нее, я совершил столько непоправимых ошибок, так был грешен в этой жизни, что у нас не было особых различий. С ней я разучился ставить себя выше других. Я осознал, что никто не бывает идеален, важнее то, остались ли в человеке искренность, доброта сердца и любовь, борется ли он с жизнью, чтобы не дать ей разрушить их в себе окончательно. В ней я разглядел все это, видел с самого начала и убеждался все более, чем больше проводил с ней время.