Бездна в твоих глазах

— Мать погибла в аварии, когда мне было десять лет. Отец жив, сейчас живёт загородом, — сухо, с недовольством отвечает он.

— Ты с ним не общаешься? Просто ты так сухо о нем говоришь.

— Нет! И я не хочу обсуждать эту тему! Я выполняю свой долг и содержу его. Но на этом все!

Тимур напрягается, встаёт с кровати, надевает штаны, берет сигареты и молча выходит из спальни. Понятно, что эта тема неприятна ему, только непонятно почему, и что от меня хочет его отец.

ГЛАВА 25

ГЛАВА 25

Дарья

Возможно, я совершаю ошибку, и это вовсе не мое дело, но все равно еду к отцу Тимура. Понимаю: раз они не ладят, то Тимуру не понравится, что я вмешиваюсь в его жизнь. Но мне кажется, что Эдуард Русланович страдает из-за недопонимания с сыном, в его голосе слышался надрыв. Наверное, даже самодостаточные и независимые люди нуждаются во внимании близких.

Я одиночка, и у меня, кроме Лерки, никого на свете нет, но от этого несладко. Как много хотелось бы отдать, лишь бы отец и мать были живы. Кажется, тогда я смогла бы многое изменить и сделать их жизнь лучше. Не важно, кто вы и чего добились, всем хочется иметь «родной дом» — место, где тебя любят и ждут, поймут без слов и скажут, что все будет хорошо…

Мы едем довольно долго, я смотрю в затылок шкафа-Сергея и думаю о том, знает ли Тимур, что его человек работает на два фронта? Видимо, нет. Тимур адекватный, серьезный мужчина и не может просто так отказываться от отца. Должна быть очень веская причина. Но то, что он обеспечивает отца, называя это долгом, уже говорит о том, что отец ему небезразличен.

Машина въезжает в поселок и паркуется возле небольшого ухоженного дома. Все гораздо проще, чем у самого Тимура. Облицованный камнем одноэтажный дом с красивой красной крышей. Сергей выходит из машины и открывает мне дверь. Выдыхаю, выхожу и следую за охранником. Во дворе много клумб и деревьев, сразу видно, что летом здесь полно цветов и зелени. Мне даже нравится.

Дверь открывает женщина лет пятидесяти, осматривает меня и улыбается, словно я долгожданный гость.

— Добрый день! Проходите, — она помогает мне снять пальто, предлагает тапочки и ведёт в небольшую уютную гостиную. Здесь даже пахнет какой-то сладкой выпечкой и чаем на травах. — Присаживайтесь, — женщина указывает на диван и удаляется. Опускаюсь, рассматривая комнату: кресла с разноцветными подушками, шторы в клеточку, торшер, резной столик между кресел и картины на стенах.

— Очень рад, что вы все же решились меня посетить, — слышу позади себя мужской голос и оборачиваюсь.

Отец Тимура, и правда, инвалид, он въезжает в гостиную на коляске с электрическим управлением. Рассматриваю его и понимаю, что Тимур очень похож на отца. Те же черные пронзительные глаза, скулы, нос, широкие плечи. Мужчина с благородной сединой в волосах и аккуратной бородой. Он немного бледен и удручен, словно очень устал от жизни. Я не назвала бы его старым, кажется, если бы не болезнь, он выглядел бы намного моложе.

— Здравствуйте, — киваю ему, глядя, как он подъезжает к столику и останавливается напротив меня. — Я до сих пор не уверена в правильности своего поступка.

— Спасибо, что, несмотря на сомнение, вы здесь, Дарья, — он осматривает меня, слегка улыбаясь, и этот жест тоже очень похож на Тимура, только он делает это с наглой ухмылкой.

— Еще бы знать, зачем я здесь?

Мужчина собирается ответить, но в гостиную входит женщина с подносом и подает нам чай, варенье и что-то похожее на домашние пончики, посыпанные сахарной пудрой.

— Попробуйте мои пышки, свежие, еще теплые, — доброжелательно предлагает женщина. И я беру пышку, потому что выглядят они очень аппетитно, и женщина напоминает мне мою бабушку. Она добродушно улыбается, когда видит, что я ем ее еду, затем наливает нам чай, пахнущий травами.

— Тамара действительно очень вкусно готовит. Мне этого нельзя, она пекла для вас, — поясняет мужчина, и я очень рада, что не отказалась и не обидела женщину.

— Тимур мой единственный сын, — поясняет мужчина, когда Тамара уходит. — Он мне очень дорог, он вообще единственный, кто у меня остался в этой жизни, — мужчина делает паузу, отпивая чаю, а я прекращаю есть, потому что его слова звучат очень печально, словно я, и правда, их единственный шанс на примирение. — После смерти его матери мы очень сблизились, но несколько лет назад я совершил непоправимую ошибку… — мужчина сглатывает и на несколько секунд прикрывает глаза. — Тимуру есть, за что меня люто ненавидеть. Я сам себя не простил, моя инвалидность и болезни — это последствия кармы и расправы, которую я учинил сам себе. Я даже не прошу о полном прощении — это, наверное, уже невозможно. Хочу лишь на закате жизни иметь возможность общаться с сыном и понять, что, несмотря ни на что, он счастлив. Хотелось бы еще увидеть внуков и понять, что оставляю Тимура в надежных и любящих руках.

Мужчина смотрит на меня, а я не могу и слова сказать — у меня тоже застывает ком в горле.