Бездомная

Ну и статейку я написала об этой семейке – от всей души! Вроде и имена изменила, но все равно все их знакомые – и соседи, и школьные учителя, и последняя продавщица в продовольственном магазине (не говоря уже о полиции и органах опеки – разве не такими делами им и следует заниматься?) – отлично поняли, о ком речь.

Последствия можно было предвидеть: мужика в тот же день чуть было не линчевали. Мамаша не отваживалась показаться людям на глаза. Дочек тоже никто не видел: их забрали дед с бабкой. А я целых три дня гордо ходила в ореоле славы: как же, ведь я спасла две невинных задницы.

А на четвертый день взорвалась бомба. Прибегает ко мне эта зареванная соплячка, Ася Новак, и признается, что она это все выдумала, чтобы… отомстить родителям, которые не разрешили ей поехать с ее парнем отдыхать в палатках. Комментарии, как говорится, излишни. Я потеряла дар речи. А уж когда «доброжелательная» коллега из редакции сообщила мне, что пан Новак пытался повеситься и его в реанимации едва откачали, я и вовсе думала, что сквозь землю провалюсь. После этой истории вся семья собрала свои вещи и переехала на другой конец Польши, поскольку в их родных местах им попросту не давали жить: ни моим извинениям, ни опровержению, написать которое меня заставил главред, никто и не поверил.

Вот так благодаря глупой соплячке, я испортила жизнь целой семье, а еще немного – и на моих руках была бы кровь невиновного человека. Конечно же, с работы меня выгнали, несмотря на все мои благие намерения; немного потаскали и по судам; да и я сама после всего этого долго не могла прийти в себя – совесть-то у меня есть… Так или иначе, этот опыт кое-чему научил: во-первых, проверяй как следует источник информации; во-вторых… все пиши на диктофон.

Вот и сейчас, прежде чем постучать в дверь подружки, славной Кинги, я включаю диктофон. И жду…

Кинга шла по улицам варшавского Мокотува – вперед и вперед, не зная куда. В душе ее бушевали эмоции, в голове одна мысль молниеносно сменяла другую. Она хотела верить – и не могла. Стремилась доверять – но не доверяла. Никому и ничему.

Ей не верилось, что ее судьба вдруг сделала крутой поворот к лучшему и теперь все хорошо. Она опасалась ловушек. Опасалась ловушки от Аси, которая за нее подписала договор аренды: а что, если она внезапно расторгнет договор и Кинга снова окажется на улице? Опасалась ловушки от Чарека, который, будто добрый ангел, снизошел с неба, осыпает ее обещаниями и клятвами; а вдруг на самом-то деле его прислал Кшиштоф, чтобы еще помучить Кингу, хотя она и так была морально убита… Она предчувствовала: весь этот карточный домик, который выстраивала в последние недели, вот-вот развалится, и она, Кинга, уйдет туда, откуда пришла, – на помойку – и больше оттуда не вернется. Кто же тогда будет искать малышку Алю?

Да, кстати, приближается первый четверг месяца.

Кинга пыталась сопротивляться голосу, звавшему ее в лес возле Быдгоща, сопротивляться плачу маленькой доченьки – но не могла вынести этого плача, не могла и все тут. Она должна была бежать ей на помощь! Должна была найти ее, найти свою кроху, пока она жива!