Бездомная

Казалось бы, от такой жизни она должна была бы выглядеть изможденной, едва держаться на ногах, худеть, превращаться в тень собственной тени, но… к безграничному удивлению Аси, Кинга расцвела! Ну, «расцвела» – слишком сильно сказано, но из голубых глаз Бездомной исчезли безнадега и отчаяние. Пусть Кинга не нашла того, что искала в лесу, но определенно отыскала свое место на земле.

Это все, не переставая удивляться, говорила подруге Ася через три недели после их последней встречи – той самой, когда они у владельца квартиры переписывали договор на Кингу.

Неизменно рядом был и Чарек – он попивал чай из кружки, разрисованной кошачьими мордочками.

– Работа творит чудеса, – сказала Кинга, отвечая на слова журналистки.

– Да, а правда дарит нам свободу, – парировала Ася, выжидающе глядя на нее. Ей не хотелось говорить напрямик: «Дорогая Кинга, ты мне кое-что должна», – она надеялась, что бывшая Бездомная догадается сама.

– Через… четыре дня, – отозвалась Кинга, помолчав. – Дайте мне четыре дня, и я все расскажу. В ближайший четверг, в первый четверг марта, я не поеду туда, куда… должна поехать. Вместо этого мы встретимся здесь, и я… да, я все расскажу. Будет у тебя материал для твоего репортажа.

– Да ведь я не для этого тебе помогаю! – поспешила заверить Ася, но прозвучало это весьма неискренне. – Хорошо, я признаю, мне очень интересна твоя история и я охотно опишу ее, если, разумеется, ты согласишься; но поверь, дружу я с тобой совершенно бескорыстно.

– Тогда верни мне ключи, – поймала ее на слове Кинга. – А я верну тебе твои.

Открыв ящик, она достала связку ключей и положила перед журналисткой.

– Я стащила их у Кшиштофа после того, как вы занимались сексом в моей постели. Я хотела сделать тебе какую-нибудь гадость, поэтому воспользовалась этими ключами, полюбовалась твоей квартиркой и вышвырнула в окно твое самое красивое белье, но на более крупную подлость меня не хватило. Ключи я оставила себе – сама не знаю почему. Они были при мне, когда меня забрали в полицию. При выписке из больницы мне их отдали. Одним из них я отперла мусорный отсек, чтобы там спокойно умереть, но Каспер не позволил мне сделать этого. И вот теперь, – она пододвинула ключи к журналистке, которая остолбенело слушала ее, – я возвращаю то, что тебе принадлежит, и прошу тебя вернуть то, что принадлежит мне.

Кинга протянула руку и ждала.

Наконец Ася неохотно положила ей в ладонь запасной набор ключей от маленькой квартирки.

Кинга зажала ключи в руке, ощущая пальцами прикосновение металла, и мысленно воскликнула: «Слава Богу! Я свободна!»

– А вдруг… мало ли… с тобой что-то случится? Вдруг тебе придется уехать? – еще пыталась уговаривать ее Ася. – Или в больницу попадешь? Оставишь Каспера в запертой квартире, и бедняга умрет с голоду… Это будет на твоей совести, знаешь ли!

Ох, Кинга отлично знала, что это значит, когда на твоей совести чья-то смерть! На ее совести было уже столько всего…

– Если отъезд будет у меня в планах, я обязательно тебя предупрежу.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Как раз сейчас наступил подходящий момент, чтобы «известить» друзей – то есть Асю и Чарека, который тоже слушал разговор, – о возможном побочном действии антидепрессанта. Но… чувствовала себя Кинга хорошо, о самоубийстве не помышляла, вкалывала день-деньской, а по ночам спала беспробудным сном… Нет. Не надо им ни о чем знать, а то она никогда от них не избавится. Они начнут ее контролировать еще сильнее, чем прежде.

Ася неохотно спрятала ключи от своей квартиры в карман и поднялась – так же неохотно, втайне надеясь, что Кинга попросит ее остаться. Еще хоть на полчасика! Но приглашения не последовало.

Журналистка с нарастающей неприязнью подумала о неблагодарных людях: протягиваешь им руку помощи, а они в нее плюют.

Она вопросительно взглянула на Чарека: обычно они уходили вместе. Но в этот вечер он тоже разочаровал ее: помотал головой.

– Я останусь ненадолго, – тихо произнес он, бросив вопросительный взгляд на Кингу.

Та неопределенно пожала плечами.

Асе не оставалось ничего, как попрощаться.

Ни он, ни она не задерживали ее.

Уже за дверью квартирки, которая с каждым днем становилась все уютнее (тогда как изысканные апартаменты самой Аси на улице Нарбутта казались все холоднее и отчужденнее), Ася заскрежетала зубами от обиды и разочарования.

– Ты за это заплатишь, неблагодарная, – проворчала она, имея в виду Кингу. – И ты тоже, ушлепок, – это было уже о Чареке.

Выключив диктофон, она потащилась домой, на улицу Нарбутта, прогоняя от себя мысль о том, что эти двое могут вытворять, оставшись наедине.

Но мысль была навязчивой, и она снова заскрежетала зубами.

– Вы мне заплатите. Оба.

Чарек

Мне так хотелось схватить Кингу за плечи и встряхнуть, повторяя: не бойся меня! Верь мне! Я твой друг!