Безголовое дитё

Как-то утром выглянув в окно, провожая взглядом маму на репетицию, я не обнаружила во дворе танка. На его месте чернел квадрат голой земли. Проглотив глиняный ком в горле, я мысленно попрощалась не только с танком, но и с Маленьким Муком, который всё это время жил во мне, будоража мою фантазию. Боже мой, чего только мой Мук не вытворял! Он летал на самолётах, плавал на кораблях, прятал евреев в катакомбах, и наконец, верхом на верблюде дошёл до Берлина. Я так надеялась дорассказать мою сказку сидя в танке с Риткой и Элькой. Но танк исчез, пропала и надежда.

В одно из дождливых воскресений я скучала дома одна. В дверь резко забарабанили сразу несколько детских кулачков. Я сразу догадалась, что стучат девчонки, и с радостью распахнула перед ними дверь! На пороге стояли улыбающиеся Ритка и Элька. Только их улыбки были какие-то перекособоченные, со странным прищуром глаз. А щёки горели победным и злым румянцем.

— Входите, — растерянно прошептала я, будто предчувствуя беду.

— Брехуха! Брехуха! — вместе громко заорали девчонки, — Ты всё набрехала! Маленький Мух! Ха-ха! Не было никакого Маленького Муха! Был Маленький Мук! Он был карлик и у него были башмаки-скороходы! — девчонки переглядывались, хохотали, держась за животы. — А она! Партизан, красные звёзды, какой-то дурацкий ветер Боря! Катакомбы! — Элька от напряжения даже присела, а Ритка продолжила с ехидной гримасой, — И где ты видела в Одессе верблюдов? Нам папа рассказал, что верблюды водятся только в пустынях!

— И неправда! В Одессе тоже водятся! Я сама видела! — в негодовании кричала я девчонкам в ответ на обвинения.

— Нету, нету! Ничего там нету в твоей вонючей Одессе! Нам про Маленького Мука вчера рассказала учительница Нина Васильевна! Это такая сказка и в ней всё по сказочному правильно! А ты брехуха — ай-яй-яй! — орала во всё горло Ритка.

Продолжая скандировать «Ты брехуха, ай-яй-яй, ты брехуха, ай-яй-яй!», девчонки бегом спустились по лестнице. Я долго стояла на пороге, хватая воздух открытым ртом, но никак не могла вздохнуть полной грудью, чтоб заплакать, зарыдать, закричать. И слёз не было. Во мне бушевало новое чувство, чувство потери чего-то огромного, важного и необходимого. Будто перед самым носом захлопнулся люк в прекрасный таинственный мир, который ещё недавно был распахнут надо мной в танке. Это я поняла через много лет жизни. А тогда в пять с половиной лет мне не дано было ещё понимать такое. И что-то невидимое, тихое, тяжёлое навалилось на меня откуда-то сверху, и давило, давило, давило…

Мама застала меня распластанную на кровати, бессмысленно смотрящую в угол потолка на пыльную лепнину.

— Что с тобой, Ветуня? Ты не заболела? — снимая пальто, спросила мама.

Я молчала. Единственно, что до меня дошло, это то, что мама уже пришла со спектакля. А я бросилась на кровать после ухода девчонок. Значит, я таращусь в потолок уже много часов.

— Почему не разделась? Почему не спишь? — мама умывала лицо над тазом.

Я молчала.

— Я к тебе обращаюсь. Почему не отвечаешь?

Я молчала. То есть, я хотела ответить маме, и даже мне казалось, что я отвечаю, но рот мой не открывался.

— А макароны почему не ела? Я к кому обращаюсь, отвечай! — мама уже разогревала на примусе сковородку с макаронами.

Я молчала. Тогда мама села на край моей кровати и стала сильно трясти меня за плечи, глядя на меня в упор. Я тоже смотрела на неё в упор. Тряска сделала своё дело — я всхлипнула, и из моих глаз покатились слёзы.

— Ну что с тобой, доця? Ты что-то натворила? Ну, признавайся, я не буду тебя ругать!

Говорить я не могла. Моё нутро извергало такие звуки, о которых я даже не подозревала. Не знала, что могу так рыдать и кричать одновременно. Мама хватала меня за руки, тоже кричала, не понимая, что со мной происходит, пыталась успокоить. А я не хотела успокаиваться, я нутром чувствовала, что нужно орать ещё громче — тогда станет легче. И я орала изо всех сил. Тогда мама стащила меня на пол и резко вылила мне в лицо ковш холодной воды. Я замолчала. Переодев в сухое, мама уложила меня на свой пружинный матрас, прилегла рядом, обняла и тихонько запела «Мисяць на нэби». И как всегда на словах «тыхо по морю човэн плывэ», я уплыла в том «човни» в тёплый сладкий сон. С тех пор я больше никогда не спала на моём шуршащем матрасе.

МОЯ ТАЙНА

Утром мама долго пытала меня, почему я вчера плакала. Она была уверена, что я натворила что-то ужасное и не хочу признаваться. А я ничего не могла объяснить ей, так как и сама толком не понимала своего поведения. Мне почему-то было стыдно признаться, что я всё набрехала про Маленького Мука, что девчонки разоблачили меня и что мне очень больно. Поэтому я сказала маме:

— Я ничего не натворила. Честное слово! Просто я долго смотрела в окно, там шёл дождь. И танка уже не было, и никого не было. И даже Найды не было. Мне стало та-ак скучно, мамочка, что просто не захотелось дальше жить. Мне так скучно, так скучно…