Безголовое дитё

— Это я, Света! Не стреляйте, пожалуйста! Я сдаюсь! — захлёбывалась слезами я.

— Яка така Света? — крикнул мужик.

— Я Ветуня Тимош! — жалобно пропищала я, всё ещё опасаясь, что мужик стрельнет.

— А ты шо там робыш? — немного мягче спросил он.

— Я тут заснула на скамейке. А спектакль уже кончился?

— Ого! Так часа вже тры, — крикнул мужик и засмеялся.

— Мне надо скорей домой.

— Ну, тоди, давай злазь сюды, — и мужик опустил ружьё.

Я стала пробираться к выходу с галёрки. Помнила, что лестница, ведущая с галёрки вниз, очень крутая, а перил не было. Поэтому, нащупав первую ступеньку, я развернулась спиной и стала осторожно сползать вниз по лестнице. Преодолев наощупь ещё две лестницы, я попала в фойе, освещённое на моё счастье маленькой лампочкой в углу потолка. Навстречу мне уже шёл мужик в тулупе. Ружьё у него, слава богу, висело за спиной. Я узнала в мужике того ночного сторожа Лёню, который встретил нас на проходной театра, когда мы с мамой приехали из Одессы.

— А мамка твоя знае, шо ты ночуешь у тиятре?

— Не-а… Я сама не знаю, как заснула.

— Так вона ж, мабуть, шукае тебя.

— Ага, надо скорее бежать до дому.

— Не, ты давай, лягай тут на лавке, я тебе постелю свой тулуп. А утречком побежишь до мамки.

Мы пришли на проходную. Дядя Лёня снял тулуп и постелил его на скамейку.

— А меня як хто дёрнул — дай, думаю, пробегусь по тиятру. Выхожу на сцену, а ты як бабахнешь с галёрки. Так перелякався, шо чуть нэ стрэльнув, ей бо. Ну, так ты лягай, а я пройдусь коло тиятра, перекурю с переляку.

Дядя Лёня отодвинул железный засов двери и вышел на улицу. А мне, как назло захотелось по-маленькому, да так сильно, что того и гляди обмочусь. Я выглянула на улицу, дяди Лёни поблизости не оказалось. Выйдя за порог, решила присесть тут же рядышком. Потом постояла немного и вдруг ка-ак припустила по двору в сторону улицы. Думаю: «Остановит, так остановит. А не остановит, и хорошо, пойду домой, а то мамочка с Радибогой наверно опять к Мазуркевичу обратились, как тогда, когда я ночевала в халабуде с Найдой. Очень неудобно перед Мазуркевичем. Скажет, что за ребёнок ненормальный, всё время пропадает». С этими мыслями я неслась по мостовой улицы Ленина в сторону дома. Всё время оглядывалась, не гонится ли за мной сторож Лёня. Я даже про «тряпку» забыла. Только заметила, что очень скользко и холодно. Мороз подморозил дневную слякоть. Пальцы ног и рук замёрзли так, что пошевелить больно. Ещё нужно было всё время смотреть под ноги, чтоб не поскользнуться. Так, с опущенной головой, засунув руки подмышки, от фонаря до фонаря я приближалась к площади Кирова. Когда я дошла до очередного светлого круга от фонаря, вдруг огромная, чёрная человеческая фигура отделилась от дерева и преградила мне путь. Передо мной стояли ноги в широких брюках под длиннющим расстёгнутым пальто. Казалось, эти ноги сейчас разъедутся по скользкому тротуару в разные стороны — такие они были неустойчивые.

— И куда же мы направляемся, прелестное дитя? — на меня пахнуло спиртным перегаром, посильнее, чем иногда пахло от Радибоги.

— Домой.

Мой взгляд остановился на лохматой кудрявой голове без шапки.

— А не поздновато ли гуляем по городу в ночи? — в голосе незнакомца промелькнуло что-то доброе, ласковое. А странное выражение «в ночи» а не ночью, напомнило Радибогу, и мой страх куда-то делся.

— Я, дяденька, была на спектакле и вероятно заснула, — я решила притвориться взрослой, чтоб он не подумал, что я его боюсь, — А проснулась — всё кончилось, и я одна в пустом театре.

— Ай-яй-яй, какая неприятность! — воскликнул дядечка, всплеснул руками и потерял равновесие.

Но не упал, а просто развернулся вокруг себя. Фонарь осветил его спину, и я увидела на спине что-то большущее в тряпичном мешке на пуговицах. По очертаниям мешка я догадалась, что дядя нёс на спине аккордеон. Но не в футляре, а в наволочке.

— И кто же твоя мамка, что пускает своё дитя по ночам в театры? — продолжил дядя, словно читая стихи.

— Моя мама работает в театре Наталкой Полтавкой. Я сама хожу, когда захочу, — и с гордостью добавила, — По блату.

— Вот как, по блату? А-а-а! Так ты Лидкина дочка? Я знаком с ней. Мы вместе халтурили целый месяц. Я ей аккомпанировал. А счас я, видишь ли, играю в ресторане. Тебе не страшно? А то могу проводить до дома.

— Нет, нет! Благодарствую, не извольте беспокоиться, — как-то уж очень удачно подвернулось Радибогино, — Мне совсем рядом, добегу сама.

— Ну, беги, а я провожу тебя взглядом. Ноги, пардон, не держат. Передавай привет Лидочке от Константина. Скажи у неё вели-колеп-ное мэцо.

Я побежала. До угла, где я должна была свернуть на Карла Маркса, осталось несколько шагов и меня потянуло оглянуться. Константин, шатаясь, стоял посередине мостовой и махал мне обеими руками. Я тоже помахала ему обеими руками и свернула за угол.