– Кто здесь главный? – спросил капитан Шредер. – И что все это значит?
Познер выступил вперед.
– Мы намерены спасти свои жизни. Мы захватим судно, – пояснил он, – и поведем его в любую страну, кроме Германии.
Капитан заложил руки за спину и подошел к центру мостика. Он смотрел на океан, не на Познера.
– Остальные пассажиры не поддержат эту идею, а моя команда быстро справится с вами, – деловито заявил он. – То, чем вы занимаетесь, – обыкновенное пиратство.
Познер и остальные нервно переглянулись. Йозеф поверить не мог, что они так быстро струсят.
– Мы возьмем вас в заложники, – выпалил он. – Им придется выполнять наши приказы.
Даже он сам поразился своей храбрости. Но его слова, похоже, немного укрепили решимость мятежников.
Капитан Шредер обратился к нему.
– Команда будет повиноваться только мне, – спокойно пояснил он. – А я, что бы вы ни делали, не отдам приказа отклониться от назначенного курса. Без него вы не сможете ничего. И что предпримете? Поведете теплоход сами?
Йозеф вспыхнул и уставился в пол, вспоминая безумное желание взяться за штурвал, хотя даже не знал, как им управлять и куда плыть.
Капитан Шредер помог упавшему матросу подняться и повел к штурвалу. Того все еще трясло от пережитого, но он все-таки вывел судно на нужный курс.
– Вы уже натворили достаточно, чтобы против вас приняли серьезные меры, – продолжал капитан Шредер, его речь была по-прежнему раздражающе спокойной. – А в этом случае, уверяю, вас точно отправят в Германию. Вы знаете, что это означает.
В Йозефе все кипело. Он точно знал, что это означает, но откуда это известно Шредеру? И действительно ли известно? Йозефу об этом рассказал отец. Показал, когда прыгнул за борт и пытался покончить с собой.
Йозеф не позволит матери и сестре попасть в один из тех лагерей.
– И вы сделаете это с нами? – спросил кто-то.
– Вы сами творите такое с собой, – отрезал Шредер. – Слушайте, я понимаю и сочувствую вашему отчаянию.
Познер презрительно фыркнул:
– Вы понятия не имеете, через что мы прошли. Все мы.
Капитан Шредер кивнул:
– Вы правы. Не имею. Но что бы ни сделали с вами, сейчас вы поступаете как настоящие преступники. По закону мне следовало бы бросить вас в карцер, но я готов закрыть глаза на случившееся, если вы немедленно покинете мостик и дадите слово, что больше не решитесь на такое.
Йозеф окинул взглядом лица сообщников, но видел в них только панику и страх. Готовность сдаться.
– Нет, – сказал им Йозеф. – Нет! – повторил он капитану Шредеру. – Отец рассказывал, что делали с ним в этом лагере. Я не допущу, чтобы нечто подобное случилось с матерью и младшей сестрой. Мы не можем вернуться в Германию!
Первый помощник воспользовался моментом, чтобы вырваться из рук державших его людей. Началась драка. Матросы бросились ему на помощь, а мятежники приготовились сражаться.
– Остермайер! Нет! – скомандовал капитан Шредер. – Прекратить сопротивление! Это приказ.
Помощник замер. Познер тоже застыл, угрожающе вскинув трубу над головой. Никто не шевельнулся.
Капитан поднял руки.
– Я обещаю вашим людям, – тихо, почти шепотом сказал он, – клянусь честью морского капитана, что сделаю все возможное, чтобы высадить вас в Англии. Если понадобится, я посажу судно на мель. Но вы должны отойти и пообещать, что дальнейших беспорядков не будет.
Познер опустил трубу.
– Согласен, – кивнул он.
«Нет! Нет!» – хотелось крикнуть Йозефу, но все остальные поддержали Познера.
Йозеф швырнул трубу на пол и ушел, не дожидаясь других. Они возвращались в Европу, и он ничего не мог поделать.
Изабель
Вблизи побережья Флориды. 1994 год
Они возвращались на Кубу, и никто ничего не мог поделать.
«Так вот он, последний куплет», – думала Изабель. После всего, что им пришлось вытерпеть, после всего, что они потеряли, их песня не достигнет кульминации вовсе. И она – вовсе не son cubano с ее торжествующим финалом, а фуга, музыкальная тема, которая повторялась снова и снова. Их кода – навеки оставаться бездомными, даже когда они вернутся домой. Быть беженцами в собственной стране. Береговая охрана Соединенных Штатов нашла их.
– Геральдо, – позвала мать, но муж не ответил. Он окаменел, как и другие пассажиры, под ярким белым лучом прожектора.
Мотор лодки – настоящий мотор, подвешенный к настоящему гребному винту, – с ревом ожил.
– Геральдо, – повторила мать. – Началось.
– Нет, – ответил он. – Кончилось. Для всех нас.
Луч прожектора повернулся к ним.
– Нет, – тревожно ответила мама, положив ладони на набухший живот. – Я хочу сказать, началось! Ребенок вот-вот родится!
Остальные с удивлением повернули головы.
Изабель уселась в лужу на днище. Она не знала, что думать, что чувствовать. Она вспоминала все: радостное возбуждение, вызванное отъездом с Кубы, усталость после шторма, ужас от гибели Ивана, облегчение при виде огней Майами, отчаяние от встречи с катером береговой охраны и осознания, что они никогда не доберутся до Америки. И вот теперь мама рожает! Рожает братика! Изабель могла только сидеть, безучастно глядя на это. Ей было нечем помочь.