Бежит к рассвету река

Вызывать такси особого желания не было из-за взбалмошного характера Лиды, которая могла выскочить во двор или на балкон с каким-нибудь неожиданным предложением пока я ожиданию машину. Увидев в прогале между домами мерцание огней проезжей части, я направился в сторону автомобильного потока надеясь запрыгнуть в пустой припозднившийся автобус. Прозрачная коробка остановки общественного транспорта стояла сразу за домами, а буквально в двух шагах от неё источал тёплый медовый свет круглосуточный павильон цветов. Спальный район всеми своими огнями противостоял полному закабалению улиц промозглой тьмой, отчего унылый пейзаж напоминал мне батальное полотно. Присев на скамейку безлюдной остановки, я заметил у павильона сгорбленную фигуру бородатого человека опирающегося на клюку. Весь его облик – потрёпанное мешковатое одеяние, древний рюкзак за спиной, грязные спутанные волосы до плеч, проступающая на обветренном лице отстранённость резко контрастировали с пёстрой радостью цветов за стеклом. Намётанный глаз без труда определил бы в нём бездомного бродягу, однако, едва ли бы угадал приблизительный возраст мужчины, надёжно замаскированный годами асоциальной жизни.

Автобусы в такой час наверняка ходили с большими интервалами, а сидеть на холодных досках скамейки было зябко. Я встал и вгляделся в дрожащую огнями тревожную даль дороги назло слепящему свету фар пробегающего мимо транспорта. Стремление поскорее оказаться в тёплом салоне автобуса навлекло меня на мысль, что вся прежняя жизнь состояла из подобных ожиданий чего-то нужного, но оно, приходя, рождало в лучшем случае лишь новую надежду, отчего я везде и всегда ощущал себя потерявшим дорогу странником. Как выяснилось, бесконечная череда предвкушений вместе с нарастающим чувством неприкаянной тоски оказались симптомами интуитивного поиска дороги домой, встав на которую уже не свернуть.

Услышав приближающийся мерный стук по асфальту, я оглянулся и увидел подошедшего бродягу с потемневшим сучковатым посохом в руке. Его мутный, но в то же время пронзительный взгляд стал внимательно изучать моё лицо, словно силясь распознать в нём знакомые черты.

– Чем могу служить? – учтиво осведомился я.

– Хотел попросить немного мелочи на хлеб, если есть возможность поделиться, – сказал он и виновато опустил глаза.

Порывшись в карманах, я нашёл металлические монеты разного достоинства, сложил их стопкой и положил на ладонь протянутой руки. Довольный уловом, бродяга ловко спрятал деньги в один из отсеков безразмерной брезентовой куртки, сунул клюку под мышку и без дополнительной точки опоры, заметно прихрамывая, поплёлся в сторону тусклой вывески супермаркета.

– Закрыт магазин, судя по всему, – крикнул я ему вслед и сразу об этом пожалел, памятуя ту лёгкость, с которой начинал долгие уличные разговоры.

– Тьфу ты! – вырвалось у него. – Где же можно купить хлеб?

Ответить по существу я не мог, так как сам плохо ориентировался в малознакомой части города, поэтому озвучил первое пришедшее в голову соображение:

– К центру продвигайтесь, там много круглосуточных торговых точек.

– Надо попробовать продвинуться, – едва заметно ухмыльнулся он в усы, возвращаясь на остановку. – Правда, утомился я порядком.

– Весь день на ногах? – поинтересовался я скорее из вежливости.

– Я почти всегда на ногах, когда не сплю. Странствую вот уже третий год. Можно сказать, бросил всё и отправился путешествовать. Надоело лицемерить и обманывать самого себя, чтобы казаться не хуже остальных. Пропади, думаю, ваши дурацкие правила пропадом! – он махнул рукой и стал стаскивать с плеч рюкзак.

– Зато теперь, когда вы свободны от навязанных правил, не хватает на хлеб, – машинально констатировал я без намёка на осуждение.

– Это пустяки, сущая мелочь по сравнению с проживанием чужой жизни. Большинство людей как-то привыкают, втягиваются в общепринятый формат, а мне, знаете, противно изображать из себя кого-то другого, – он достал из рюкзака пластиковую бутылку, свинтил крышку, сделал несколько глотков из горлышка и, отдышавшись, продолжил. – Но хуже всего потерять мечту и, покорно смирившись, мучиться до самой смерти.

– Красиво излагаете, – вслух заметил я, ничуть не удивившись виденному много раз несоответствию внешнего облика внутреннему содержанию.