Бежит к рассвету река

– Их смутное чувство лишь первый, но необходимый шаг, к пониманию того, что они лишь актёры в божественной комедии, принимаемой большинством за трагедию. Следующий – разотождествление со своей привычной и обожаемой ролью несчастного маленького человечка погрязшего в проблемах. Вскоре они найдут возможность время от времени уходить за кулисы, спускаться в зрительный зал. На этом этапе процесс озарения становится лавинообразным, вряд ли его можно приостановить. Да и зачем? Осознание своей истинной природы уже не затмевается ролью никудышного бедолаги в подходящей к финалу постановке. Само предчувствие скорого занавеса делает потешными все потуги пугающих обстоятельств вывести из себя заканчивающего блестящую роль лицедея. Вместе с овациями исчезнут сценические образы нищего и короля, юного и дряхлого, успешного и неудачника. От них останется лишь реквизит и разобранные декорации. А критик обязательно блеснёт фразой типа «актеры проживали чужие жизни как собственные».

Вот только дальше первого шага ступить удаётся немногим избранным, на кого снизошла благодать.

– На тебя, я так понимаю, она свалилась как снежный ком. Хорошо хоть не придавила совсем, но голову подлечить, похоже, всё-таки придётся.

Тут мне подумалось, что бессмысленно объяснять Ольге, как любому далёкому от подобных тем собеседнику, свои личные откровения. Сочтут сумасшедшим, в лучшем случае нелепым фантазёром, дистанцируются и распустят слухи. И будут по-своему правы. В самом деле, повстречай я ранее такого вот обезображенного благодатью умника, несущего похожую ахинею, вряд ли бы принял его слова близко к сердцу и поверил бы в иллюзорность жизненной драмы. Но если бы такой чудак появился в ночном кошмаре и заверил бы меня в скором пробуждении прямо посреди тяжёлых обстоятельств, то я, проснувшись поутру и припомнив все подробности его объяснений, наверное, понял бы, насколько он был прав.

– Неизвестно, милая Оля, кому действительно необходима помощь врача. Слышала анекдот: в психиатрии кто первым надел халат, тот и доктор. Общепринятая точка зрения мутирует, изменяясь до неузнаваемости с течением времени. Но только мы с тобой стабильны в своих неизбывных спорах, – игриво подался я к ней всем телом, пытась разрядить обстановку.

– Всё же заканчивай посиделки с мутными личностями, до добра такие повадки не доведут, – слегка отпрянув от меня сказала Ольга.

– Постараюсь изжить эту опасную привычку.

– Ну а вместо санатория сходим на концерт, выставку или театр. Осенний сезон только начинается, будет много нового и интересного. Я тебя обязательно должна познакомить с очень интересной женщиной, Яной. Представляешь, она ещё с детства чувствовала в себе колоссальную энергию и способность к исцелению. Многим помогла. А теперь еженедельно выходят ролики на её канале, где Яна делится своим опытом, отвечает на вопросы и проводит сеансы оздоровления.

– Кошмар, какой. Не больно хочется мне с ней знакомиться. Рядом с такой, наверное, чувствуешь себя подопытным пациентом в одних трусах.

– Ерунду не говори. Рядом с такими уникальными людьми всегда чувствуешь себя в своей тарелке.

– А я в свою очередь могу представить тебя замечательнейшему мужчине, музыканту и в своём роде поэту Геннадию, который под вдохновением поведает такие диковинные истории из своей концертной деятельности, что они непременно станут гвоздём осеннего сезона. Его вдохновение, правда, зависит от ряда условий, которые необходимо обеспечить.

– Опять за своё! Кроме алкашей тебе уже некого вспомнить. Неисправимый.

После того, как острота разговора сошла на нет, мы ещё долго ворковали о том о сём пока бледный лик печальной луны опускал тёмное покрывало ночи на город. Помаленьку промежутки между словами сделались длиннее и выразительнее произносимых фраз, мы стали слышать дыхание друг друга, улавливать тончайшие изменения во взгляде, мимике лица. Уже за полночь наше общение плавно перетекло в пылкие объятия, хотя грань между разговором и близостью, когда дело касалось Ольги, была для меня условной. В итоге обессиленный и счастливый я уснул беспробудным сном младенца.

Глава V

Она открыла глаза и увидела на голубом экране неба смутные очертания пожилой женщины с остатками былой красоты. Нечёткое изображение дёргалось, но быстро возвратившееся сознание дорисовывало штрихи к образу ухоженного лица, с бледных губ которого слетали тихие фразы:

– Что с тобой, милая? И позвать некого. Сейчас, подожди, скорую попробую вызвать.

– Не надо! – словно со стороны услышала Лида свой резкий голос.

– Как же? Плохо ведь тебе. Видимо, ударили здорово.

– Не стоит, слышала! – зло осекла женщину Лида, силясь подняться на ноги.

– Ух, ты, рычит ещё. Значит, жить будешь. Злюки живучие. Осторожно, тихонечко, давай-давай, – придерживая и помогая подняться, еле слышно приговаривала женщина. – Я же не виновата, милая, что на тебя кто-то напал.