Бежит к рассвету река

– Не удираю, а ухожу, потому что мне пора. Спасибо за заботу, кров и общение, – она секунду подумала и решила не укорять хозяйку за её непростительный поступок. – Злиться на меня бессмысленно. Нанесённые побои всего лишь способ защититься. В любом случае я желаю вам здоровья, поэтому советую посетить своего лечащего врача без промедления. Всё лучше, чем натворить бед. Даже если и на принудительное лечение отправят.

– Ты-то сама куда теперь подашься? Пропадёшь одна, сгинешь. Поостереглась бы в омут с головой бросаться, красавица моя ненаглядная. Дурное дело не хитрое. Лучше погостила бы ещё чуть-чуть, а вместе бы мы придумали что-нибудь.

Сердечные слова Надежды Николаевны, наполненные материнской заботой, тронули Лиду настолько глубоко, что она засомневалась в правильности своих решительных действий, однако быстро сумела обуздать минутную слабость. Нельзя было раскисать и вновь вверять себя в руки психически нездорового человека. Решение уже принято. Первый шаг – силовое усмирение взбесившейся бабки, сделан. Теперь остаётся немного передохнуть, зарядить телефон и отправиться на автовокзал, с которого можно вернуться в свой город, где никто её не ждёт. Лида не понимала, для чего ей ехать обратно, зато она вновь ощущала драйв, остроту ситуации, предвкушение дальней дороги в никуда, проснувшуюся жажду опасных и от того прекрасных моментов жизни. Девушка вновь чувствовала себя в своей тарелке, всегда готовой к борьбе ради неизбежных побед и поражений, ради самого упоения борьбой.

Заклятые подруги, не зная, что ещё можно добавить к сказанному, молчали, временно отдав власть напряжённой тишине, пока её не разорвали три громких стука в дверь. Лида метнулась было в прихожую, но вспомнив об отсутствии дверного глазка, как и входного звонка, подбежала к кровати хозяйки и спросила шёпотом:

– Кого это принесло?

– Сосед, скорее всего, Герка Беспалый. Он у нас старший по дому. Услышал шум, крики, вот и решил проведать. Не обращай внимания. Постоит и уйдёт, – ответила Надежда Николаевна, не отворачивая лица от стены.

– Что-то он раньше ни разу не приходил.

– Мы с тобой не шумели, вот и не приходил.

Вскоре постучали ещё, на этот раз легонько отбивая замысловатый ритм. Лида понимала, что ни о каких посетителях не может идти речь. Никто не должен увидеть побитую хозяйку, пока она находится в её квартире.

– Надежда, у тебя всё в порядке!? – громко спросил встревоженный мужской голос за дверью.

Лида собиралась просто проигнорировать ситуацию, как ей советовали, но взбалмошный характер, изголодавшийся по скандалам, заставил её выйти в прихожую и бросить раздражённо:

– У нас всё в порядке! Не надо колошматить!

– Я слышал крики и шум. Мне необходимо убедиться, что у Надежды всё в порядке со здоровьем, – приглушённая дверью речь звучала тихо, но отчётливо.

– Повторяю, всё хорошо. Она прекрасно себя чувствует. Вы ей кто? Опекун?

– Меня просили присматривать за Надеждой, как за инвалидом, – ответил голос за дверью. – Ну, раз всё в порядке, тогда ладно.

Комнату вновь окутала гнетущая тишина, будто сами стены квартиры не ожидали такого финала отношений между сблизившимися людьми. Лида терпеть не могла неловких пауз и с трудом переносила моменты молчания в общении с кем-либо, длившиеся, как казалось, вечность. В эти мгновения она еле сдерживала себя от того, чтобы не сказать какую-нибудь гадость собеседнику или, того хуже, запустить в него чем-нибудь подвернувшимся под руку, так как всегда была уверена, что именно по его вине возник долгий интервал между словами, наполненный неприятным переживанием. Когда же разговор возобновлялся, зачастую пустой и беспредметный, Лиду сразу покидал дискомфорт, вновь делая собеседника своего рода отдушиной, позволяющей поделиться свежими мыслями, накопившимися переживаниями, осторожными надеждами. Такая естественная психотерапия была по большому счёту основной мотивацией, заставляющей её не отворачиваться от людей, но идти с ними на контакт, даже если это не было непосредственно связано с решением поставленных задач. Для Надежды Николаевны, напротив, казалось пыткой находиться в обществе, не умеющих вовремя заткнуться болтунов. Она всегда считала балаболов, особенно мужчин, людьми не особо умными, а главное, ненадёжными, готовых говорить гадости о любом человеке за его спиной. К тому же от непрекращающейся трескотни у неё начинала болеть голова, поэтому редкие островки тишины становились спасением посреди бушующего океана пустословия. Женщина была убеждена, что по-настоящему нужную информацию сообщают лаконично, в нескольких словах, максимум предложениях. Всё что сверх этого – от лукавого. Исключением были задушевные беседы и сердечные наставления, как часть процесса обучения.