Что-либо взамен Женя получил уже следующим утром, когда ни свет ни заря навестил сладко спавшую Лиду в маленькой комнатке ветхого общежития. Буквально ворвавшись в приоткрытую завёрнутой в одеяло и ничего не понимающей девушкой дверь, он разразился душераздирающей историей ночной ссоры с лучшим другом. Скандал с взаимными обвинениями в лицемерии случился якобы из-за диаметрально противоположных взглядов на перспективу отъезда за рубеж на постоянное жительство. Заспанная Лида сидела на кровати, наблюдая, как он нервно меряет шагами каморку и пытается донести до неё подробности ночной перепалки. Она мало что понимала из его сумбурных объяснений, но искренне сочувствовала Жене, зная, насколько ничтожны поводы, превращающие многолетнюю дружбу в непримиримую вражду. Умело пользуясь этим, он продолжал искусно давить на жалость, живописуя мрачными красками череду свалившихся на него невзгод, становясь в глазах девушки этаким добродушным и обаятельным рыцарем, мужественно сносящим удары Судьбы.
– Хорошо, хоть ты меня понимаешь. Иначе было бы совсем невмоготу, – тихо молвил Женя, усаживаясь рядом и в бессилии роняя голову ей на колени.
– Успокойся, глупыш. Твои заботы выглядят настолько несерьёзно в сравнении с моими напастями, что я бы на них внимания не обратила, – полушутя отвечала она, легонько поглаживая его по растрёпанной шевелюре.
Даже сквозь одеяло Лида чувствовала теплоту его дыхания на своих ногах. Оно инъекцией сладострастия проникало под кожу и вместе с кровью вторгалось в каждый уголок изголодавшегося по мужской ласке тела. Девушка знала, что Евгений был из той редкой и опасной категории парней, чьё прикосновение, дыхание и взгляд действовали на неё гипнотически, незаметно парализуя волю к сопротивлению вместе со здравым смыслом. Она ещё могла угомонить своё естество и остановить зарождающуюся волну страсти, но уже не хотела. Повинуясь вожделению, Лида медленно склонилась над Женей, покрыв его своими спутанными прядями. Чуя, как обмякло её тело, он приподнялся, обхватил тёплыми ладонями лицо девушки и впился в чуть приоткрытые губы жадным поцелуем. Скрывающее наготу одеяло поползло вниз, обнажая подрагивающие в такт участившемуся дыханию большие сочные, словно спелые дыни груди. Примкнувший к её устам, переполняемый желанием Евгений нежно, но решительно уложил Лиду на спину. Потом встал в полный рост и стал нетерпеливо сбрасывать с себя одежду.
Хлынувший накануне из перезревших туч ливень, за ночь исчерпал свои силы, оставив умытый город сохнуть под утренними ветрами. Бешеная дробь дождя по оконному стеклу сменилась громким стуком капель о металлический подоконник, падающих с крыши всё реже и реже. К полудню просочившиеся сквозь растрескавшуюся пелену серых облаков лучи, заставили засыпающую Лиду повернуться на другой бок. Больше ей никто не мешал. Она лежала одна в ещё пахнущей жениным одеколоном и потом кровати, с каждой секундой убегая всё дальше в удивительный мир своих грёз.
Глава V
Поутру, как это часто бывает, вчерашняя кутерьма показалась мне не столько опасным похождением, сколько ещё одним забавным днём жизни, с кучей положительных моментов. Мало того, что я поставил лайк под роликом с благородным призывом и потом не поленился тащиться через полгорода, чтобы безвозмездно потрудиться. Мне ещё удалось по пути удержаться от соблазна куда-нибудь свернуть и, страшно сказать, получить удовлетворение от проделанной работы. Кроме того, я познакомился с интересным человеком – ненавидящим армейскую жизнь майором, пусть в отставке. Его загадочное исчезновение и мой героический прыжок с балкона, привнесли приключенческую остроту в череду относительно рядовых событий вчерашнего дня, сделав воспоминания о нём ярче. Правда, при мыслях о выпитой водке и гематоме Валентина Владимировича, тут же подкатывала тошнота, но таинственная природа ума, к счастью, особо не акцентировала внимание на этих подробностях. Выразив слабую надежду на моё благоразумие, Ольга убежала на работу, не успев толком позавтракать. По её мнению, я должен был провести наступающий день «избегая крайностей, спокойно и размеренно». Это пожелание нарисовало мне картину глубокого пенсионера в тренировочном костюме и соломенной шляпе, ветерана труда, отдыхающего после полдника на скамейке санатория. Впадать в крайность я никогда нарочно не хотел, ища, скорее, острых переживаний и понимая в то же время порочность такой тяги. Угомонить её было выше моих сил. Да и само понятие крайности сугубо относительное, можно сказать личное, зависящее от возраста, состояния здоровья, финансовых возможностей и прочего. Для одних пройтись по ночным улицам настоящий экстрим, для других покуролесить до зари приевшаяся норма. Ясно одно: на нелепые поступки меня толкают безделье, пьянство, да накатывающая временами жгучая неудовлетворённость тем, что есть. Причём последнее обстоятельство основное, лишь выражающееся во влечении к спиртному и праздному времяпрепровождению.