Безликая женщина

Лоркан дернул хвостом и драматично вздохнул.

— Доказательство ее проклятия.

— Того, что не дает мне видеть твое лицо? — Неблагой встал и быстро оказался на коленях перед ней. Он не касался ее ладоней, но склонил голову и рассматривал их. — Я не узнаю такую магию.

— Потому что она оригинальная, — Айслинг глупо гордилась тому, что носила такое, хоть и презирала проклятие. — Глаза направляют мою силу через чары, что скрывают мое лицо. Почерневшие кончики — оковы, не мешают сломать его.

— Все заклятия можно сломать.

— Потому бабушка и приносила мне все те книги заклинаний фейри. Я всю жизнь искала способ сломать это проклятие. Как только я увидела фейри, я поняла, что хотела, чтобы меня видел твой вид до конца моей жизни.

Он смотрел на нее с чем-то важным во взгляде. Там было невысказанное обещание, от которого стена вокруг ее сердца могла треснуть.

Айслинг кашлянула.

— Жаль, что я не знала тогда тебя. Может, потратила бы меньше времени.

— Ах, я ждал такую реакцию, — пробормотал он, склонился, и ладонь замерла у ее щеки, она ощущала его тепло. — Чары мешают и трогать твое лицо?

Айслинг не знала. Фейри еще не выражали желание коснуться ее или быть еще ближе.

Она подавила желание пожевать губу, радуясь, что он не видел ее лицо. Он заметил бы, что ей неловко, но и интересно. Айслинг редко получала добро, симпатию или что-нибудь еще в этом роде.

От одной мысли, что кто-то коснется ее лица, сердце колотилось. Это было потрясающе, а еще огонь согревал ее ноги и озарял впадину ледяным сиянием.

— А что насчет тебя? — она проигнорировала его вопрос.

— Мое лицо трогать можно.

— Я про твою жизнь. Ты знаешь, как я выросла, и я такая из-за этого. Теперь твоя очередь.

Он выдохнул и опустил руку. Айслинг опечалилась, упустив шанс, но и расслабилась. Ее тревога пропала, когда внимание перешло на мужчину, что хотел ее коснуться.

— Я самый младший сын Неблагих короля и королевы. Так что я наименее важный их ребенок. Мне позволялось делать все, чего я хотел, и у меня было идеальное Неблагое детство.

— Да? — отозвалась она. — Как по мне, если бы ты был счастлив в жизни, ты остался бы в замке, а не проводил бы время, похищая ведьму.

— Я тебя не похищал. Ты прокляла меня.

— И все же ты привел меня сюда.

— Потому что хочу убрать проклятие! Думаешь, есть другая причина? — он фыркнул. — Ты себя переоцениваешь.

— Я права. Поэтому ты так расстроен, да? Ты не был там счастлив.

Она склонилась, искала эмоции в его глазах. Глаз ворона крутился, не хотел смотреть на нее. Айслинг пришла в голову мысль, и она охнула.

— Твой глаз… — начала она.

— Я не расскажу о нем.

— Он может меня видеть, да?

Он глядел на нее, раскрыв рот, оба глаза были большими.

— Это все еще мой глаз. Я бы упомянул, если бы мог тебя видеть.

— Я говорю не с тобой, а с этим, — она указала на его глаз, — потому что он может меня видеть. Я не понимала до этого, но он реагирует. Он не смотрит мне в глаза, и ты слишком легко понимаешь мои эмоции. Ты как-то меня видишь.

Он замешкался, а потом признался:

— В каком-то смысле. Другой глаз лучше в предсказании, чем видении сквозь проклятия. Он все еще не видит твое лицо, но я вижу подобие чего-то. Эмоции, мысли, что делают тебя тобой, а не просто выражения лица.

— Ты всегда так мог?

— С детства. Этим изъяном мои родители гордились сильнее всего, ведь я получился слишком нормальным по их меркам.

Она впервые не хотела оскорблять его. Айслинг знала, как жилось с отличиями, и какую боль это могло причинять. Но он для нее казался достаточно странным.

Она попыталась взбодрить его, фыркнув.

— Как тогда выглядел бы их идеальный ребенок? Маленькое мохнатое создание, что бегает по коридорам замка, высекая ногами огонь?

— Поразительное воображение, но нет. Моя семья… — он провел ладонью по пернатой стороне головы и вздохнул. — Странная, лучше не опишешь. Жуткая и пугающая для людей… я даже слышал, что их описывали как кошмары.

Она нахмурилась.

— Почему этим нужно гордиться? Или стремиться к такому?

— Неблагие гордятся тем, что не делает их красивыми. Благие предпочитают придерживаться строгих правил, а мы живем, как хотим. С обоими вариантами приходит искушение в виде жестокости, гордости. Ни один двор не сбросил оковы старого образа жизни, — он отклонился от нее, но сидел ближе к ней. — Хотя дворы постоянно меняются. Они могут изменяться и сейчас.

Она смотрела на огонь, новые знания плясали в разуме. Она не знала, что дворы были такими изменчивыми. Легенды делали их чистыми, ведомыми фейри, которые давно научились искусству политики.

Судя по его словам, они были не такими. Он осуждал фейри за их изъяны и поступки. Что он сказал бы, если бы она поведала ему о своем народе? О стычках, боях, войнах?

Судя по его мнению о людях, он уже знал эти истории.

Она пожала плечами.

— Политика. Я такое никогда не понимала.

— Я тоже.

Айслинг повернулась на бок подальше от огня и путающего фейри, от которого ее ощущения оживали. Она не хотела давать ему слои. Он был помехой, и все.