Безлюдные земли

– Да, вдоль железной дороги, под магистралью, дальше в гору. Потом в сторону от железной дороги. Одна кольцевая развязка, другая. Оттуда уже недалеко.

– Ступвеген, – сказал Бергер. – Центр района Хеленелунд. Парковка действительно находится ниже многоэтажек.

– Там были лестницы, ведущие к домам.

– И когда это происходило? Вы помните что-то, кроме того, что было лето?

– Нет. Было тепло.

Бергер прервался. Все шло на удивление гладко. Однако огонек в глазах Натали Фреден потух. Но оставались еще несколько моментов, которые надо успеть прояснить до необходимого перерыва. Бергер спросил:

– Какая фамилия у Чарльза?

– Не помню. Что-то обычное.

– На-сон? Андерссон, Юханссон?

– Нет. Что-то на манер Бергстрёма…

– На манер Бергстрёма? Вы имеете в виду вроде Лундберг, Линдстрём, Берглунд, Сандберг?

– Да, хотя ни одна их этих.

Ди была наготове и суфлировала Бергеру на ухо:

– Шёберг? Форсберг? Окерлунд?

Нет.

– Бергман? Лундгрен? Хольмберг? Сандстрём?

Нет.

– Линдквист? Энгстрём? Эклунд?

– Может быть, – сказала Фреден. – Довольно похоже.

– Которая?

– Первая.

– Линдквист?

– Хотя не совсем…

– Лундквист? Линдгрен?

– Он говорил, что на конце должна писаться h[2].

– Стрёмберг? Линдберг?

– Да, точно. Линдберг. С h на конце.

Бергер вальяжно раскинулся на стуле и глубоко вздохнул.

– Charles Lindbergh, – произнес он с американским акцентом. – Вот оно что. «Счастливчик Линди». «Дух Сент-Луиса». Вы видели когда-нибудь имя Чарльз Линдберг на бумаге? Видели его водительские права или паспорт?

– Нет, но он очень настаивал на этой h.

– Могу себе представить. Чарльзом Линдбергом звали американца, который первым перелетел через Атлантику. В 1927 году, если быть точным. Ваш хозяин украл имя реальной личности и присвоил себе. Ровно так же, как вы поступили с Линой Викстрём.

– Что?

– Мы знаем, что это вы звонили сообщить, что видели Эллен Савингер в доме в Мерсте. Вы сыграли роль соседки, Лины Викстрём, которая, как вы знали, находится в отъезде. Вы знаете намного больше, чем пытаетесь изобразить, Натали.

– Не понимаю, о чем вы.

– Нет, ну конечно, нет.

Тогда он включил запись на своем мобильном. Донесся женский голос: «В общем, я действительно уверена, что только что видела, ну, вы знаете, ее, ее, ту девушку, через окно. Хотя я все же не совсем уверена, что это была она, но на ней была эта, ну, не знаю, розовая лента на шее с тем греческим, неправильным таким, крестом, не знаю, то ли это православный, но она же прям настоящая блондинка, у нее не может быть греческих корней».

Бергер нажал на экран, наступила тишина.

Какое-то время он сидел и наблюдал за женщиной, известной ему под именем Натали Фреден. Она не смотрела ему в глаза. Он пытался свести воедино всю информацию – все, что говорилось здесь, в комнате для допросов, и все, что он знал из других источников. Чтобы сложилась непротиворечивая картина. Не получалось. Действительно не получалось.

– Научно доказано, что это ваш голос, Натали, – сказал он наконец.

Она по-прежнему смотрела в сторону. Бергер продолжил:

– И все же человек, который звонит в полицию и говорит все это, полностью отличается от того, с кем я говорю сейчас. Это заставляет меня думать, что это тоже роль, точно такая же, как Лина Викстрём. А вы совершенно другая.

Она все еще сидела, отвернувшись.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня, Натали, – спокойно произнес Бергер. – Я хочу, чтобы вы взглянули мне в глаза.

Опять ничего.

– Прямо сейчас, – сказал он. – Сделайте это сейчас.

Ее лицо медленно повернулось в его сторону. Наконец, он заглянул прямо в голубые глаза. Взгляды могут скрывать, но взгляды никогда не лгут, так говорил его опыт. Что же он видел сейчас? Что-то нейтральное, внешне равнодушное, во всяком случае, недоступное. Это был совершенно другой человек по сравнению с тем, что он себе представлял. С тем, что ему внушили.

Что он позволил себе внушить.

Бергер заговорил:

– Вы позвонили и рассказали о том доме в Мерсте, когда Чарльз Линдберг – а нам он известен как Эрик Юханссон – уже два дня как покинул его. Почему вы ждали два дня? Почему он хотел, чтобы вы выждали два дня?

– Эрик Юханссон?

– Почему вы ждали два дня? Почему вы должны были стоять у заграждений в этот раз, в Мерсте?

Молчание. Судя по выражению лица, на лбу должна была бы образоваться морщинка, если бы не ботокс.

– Если вы не читали по написанному, когда звонили в полицию, Натали, ваши слова доказывают, что вы не только знали о нахождении Эллен Савингер в доме, но и имели доступ к фактам, известным только полиции и преступнику. О розовой ленте с православным крестом знали только мы. И мразь.

– Мразь?

– Чарльз Линдберг и Эрик Юханссон – это только прозвища. А на самом деле его зовут мразь. И вы это тоже знаете. Ведь на самом деле он же не был к вам добр. Расскажите.

– Что я должна рассказать?

– Вы были внутри дома в Мерсте? Видели Эллен Савингер, прикованную и истекающую кровью? Видели, как она обдирает ногти на руках и ногах, царапая ледяной цементный пол? Вы участвовали в пытках?

– Нет! Нет, я не знаю, о чем вы говорите.