Бергер почувствовал, что летит вниз. Никакой защиты, никакой твердой почвы нигде. Нагоняющая клаустрофобию комнатка начала крутиться, и за этим головокружением он увидел взгляд Натали Фреден, очень явно направленный на красную лампочку. Он увидел, как она наклоняется к нему и шипит: «Поверь мне, ты не хочешь узнать, кто я такая».
И все встало на свои места. Почти все.
– О’кей, – сказал он. – О’кей. Как ее зовут?
– Молли Блум. На самом деле изначально актриса.
– Есть домашний адрес?
– Послушай, Сэм…
– Стенбоксгатан, 4, Эстермальм.
Бергер метался по тесной и душной комнате, тяжело дыша, пытаясь думать. Не очень получалось. Все же он сказал:
– Ты должна стереть все малейшие следы, Силь. Ничто не должно указывать на тебя. Это тебя не касается, и я не стану тебя упоминать. Забудь все, вернись к обычной деятельности. И успокойся.
– Кого же тогда это касается? – воскликнула Силь.
– Это касается меня, – ответил Бергер и ушел.
Последнее, что он увидел, был изучающий взгляд Мойры, направленный на него из ее импровизированной постели. Он следовал за Бергером по улицам Стокгольма, без устали поливаемого дождем. По-прежнему ни намека на рассвет. Все так же темно, как тогда, в ту странную, немыслимо долгую ночь. Ночь длинных ножей.
Служебная машина Бергера окатывала одиноких ночных прохожих целыми водопадами. Он больше смотрел в зеркало заднего вида, чем вперед. Пока он ничего не заметил.
Но он понимал, что они там.
Стенбоксгатан оказалась забытой улочкой между Энгельбректсгатан и Эриксбергсгатан, прямо около парка Хумлегорден. Бергер оставил машину в паре кварталов оттуда и быстро нашел четвертый дом с солидным кирпичным фасадом и выступающим эркером. Дверь же оказалась низкой и легко открылась отмычкой. Убрав свой инструмент в карман, Бергер вгляделся в исчерченную пунктиром дождя тьму.
Ничего.
И все же он понимал, что у него очень мало времени.
Ответ, ему нужен ответ. Он даже не был уверен, может ли сформулировать хоть один вопрос, но ответ он бы опознал. Может быть, ответ помог бы ему сформулировать вопрос. Что угодно, что даст ему шанс принять хотя бы малейшие контрмеры. Ибо его жизнь вот-вот превратится в какую-то другую жизнь.
Он только не понимал почему.
Он быстро нашел фамилию Блум в списке за дверью и побежал вверх по строгим лестницам. На последних ступенях снова достал отмычку. Обернулся и посмотрел вниз. За ним тянулись мокрые следы.
Как будто это играет какую-то роль, подумал он, вставляя отмычку в замок.
Жилец этой квартиры – не обычный гражданин, это чувствовалось сразу. Замки были необычно сложными, три штуки один над другим. На мгновение Бергер испугался, что не справится с ними, впервые в своей карьере. Но вот клацнул третий и последний запор, и дверь медленно распахнулась. Бергер закрыл ее за собой, запер на все замки и секунду постоял в прихожей. Под ногами он увидел стопку почты. Газеты за два дня, не больше. Молли Блум была дома два дня назад. Несколько конвертов с окошками, ничего личного.
Мебели оказалось не намного больше, чем на Видаргатан, но обстановка была совсем другой. Та квартира производила впечатление заброшенной, эта же казалась обжитой, даже почти уютной. Той, что здесь живет, хорошо дома, если ей вообще бывает хорошо хоть где-нибудь в мире.
Бергер не очень понимал, откуда это ощущение, но решил принять его во внимание. Он принимал во внимание в принципе все ощущения, буквально собирал догадки, которые могли бы превратиться во встречные меры в течение ближайших, наверняка не самых приятных дней.
Кухню явно отремонтировали совсем недавно, причем над ней поработали определенно далеко не дешевые мастера, и, разумеется, она была стерильно чистой. Бергер открыл холодильник, в котором обнаружилась только большая коллекция протеиновых коктейлей и несколько завернутых в пленку нарезанных фруктов.
Обходя эту двухкомнатную квартиру, Бергер пришел к выводу, что ее отличительными чертами являются порядок, чистота и аккуратность, тотальный контроль.
В гостиной стоял ослепительно-белый диван. Бергер провел рукой по приятной и совершенно точно очень дорогой ткани.
Человек, рискнувший поставить у себя дома белый диван, должно быть, уверен, что и сам он чист, как снег. На поверхности. И вероятно, гости навещают его нечасто. Разве что избранные, такие же чистые, такие же аккуратные. Если существует некий любовник, то это наверняка опрятный любовник.