– У самого прыжка нет. Это случилось на Праздник середины лета, ночи стояли светлые, но город ведь опустел. Те, кто остался, наверняка отходили от празднования накануне. И все же есть два независимых свидетеля, утверждающих, что она шла по мосту с ножницами в руке, очень целеустремленно шла. И камеры наблюдения.
– Камеры наблюдения?
– Недалеко отсюда, в районе Хурнстулль. Она ведь пришла с той стороны. И ножницы хорошо видны. И ее лицо.
– Как оно выглядело?
– Как оно выглядело?
– Да, вы же знаете о той ночи все.
Брандт горько усмехнулся и покачал головой.
– Вы не самый чувствительный полицейский из тех, кого я повстречал за это время.
– Зато, возможно, самый спешащий.
– Вряд ли Эмме есть куда спешить. Да и мне тоже.
– Возможно, спешить надо куда сильнее, чем вы думаете…
– Напряженным. На грани срыва.
– Лицо?
– Камеры наблюдения ведь имеют не очень высокое разрешение. Она выглядела бледной и очень, очень напряженной. Моя малышка…
Брандт умолк. Блум ждала. Чувствовала комок в горле.
Однажды ночью двадцать три года назад она шла по этому мосту. Тогда не было никаких ограждений, только перила высотой чуть больше метра. Она остановилась на восточной стороне, посмотрела на город и вдруг почувствовала, что смысл все еще может вернуться в ту жизнь, которую отнял у нее Вильям Ларссон. Пусть даже и не сразу.
– Ужас, – сказал Брандт. – Ужас от бессилия.
– Бессилия против суицидальных наклонностей?
– Мы были очень близки. А потом она отдалилась. Было ужасно видеть это. Мама Эммы умерла раньше. Мы остались с ней вдвоем.
– Почему она отдалилась?
– Я так до конца и не понял. Думаю, происходило много чего-то дрянного в школе, но она об этом молчала, замкнулась в себе.
– Вы об этом бессилии и говорили?
– Да. Против ада травли.
Через несколько минут они уже ехали на юг. Бергер снова был за рулем. Спустя некоторое время он сказал:
– Невозможно себе это представить. Каково это – иметь дочь, которая так немыслимо целеустремленно расстается с жизнью.
– И останавливается. Останавливается в тот момент, когда собирается сделать последний шаг.
– Ты думаешь, Эмма Брандт стала шестой жертвой Вильяма?
– Праздник середины лета в этом году, – сказала Блум. – Ровно посередине между Юнной Эрикссон и Эллен Савингер. Да, именно так я и думаю. В принципе всех, кто прыгает с моста Вестербрун, обычно находят, раньше или позже. Эмма Брандт оказалась исключением, ее тело исчезло. А прошло уже четыре месяца.
– То есть ты думаешь, что у нас теперь есть семь жертв?
– Да, – ответила Молли Блум, глядя на залив. – Это мои самые сильные кандидаты.
– Но чтобы Вильям Ларссон, над которым жестоко издевались, отыгрался на Эмме Брандт, которую тоже травили в школе? Это кажется странным.
– А как он ее нашел? Откуда знал, что она планирует покончить с собой? Я не утверждаю никаких истин, я ищу вероятности. Похоже, что Вильям во всех случаях был хорошо осведомлен. Он похитил Аишу Пачачи в последний день учебы и Эллен Савингер сразу после окончания школы. Оставил массу фальшивых улик в случае с Сунисой Петвисет. Ему удалось забрать Юлию Альмстрём посреди ночи из дома в Вестеросе. Каждому похищению, вероятно, предшествовало серьезное изучение всех обстоятельств.
– И никаких доказательств, – сказал Бергер, сворачивая через развязку с Нюнесвеген на Тюресёвеген.
– Куда мы едем? – спросила Блум.
– Много будешь знать, скоро состаришься.
23
Не успев заметить, как проехали несколько районов, они оказались на улице Лупинстиген в пригороде Вендельсё. Бергер припарковался около лечебницы Вендельсёгорден для больных деменцией. Блум наморщила нос, но ничего не сказала. Она молча проследовала за ним на последний этаж. Он постучал в дверь без какой-либо таблички. Ответа не последовало. Наконец, откуда-то появилась медсестра и спросила:
– Вы ищете Алисию?
Бергер прочитал ее имя на бейджике и сказал:
– Здравствуйте, Мия. Да, мы ищем Алисию Ангер. Она здесь?
– Наверняка, – ответила Мия Арвидссон, отпирая дверь. – Она нигде больше не бывает.
Бергер остановил ее, когда она собиралась распахнуть дверь.
– Не поможете, вкратце описав ее состояние?
– Полиция? – спросила медсестра и украдкой усмехнулась. – Удачи.
– «Удачи», стало быть, означает, что она в плохом состоянии?
– Скажем так: надо иметь некоторое терпение, чтобы дождаться мгновений, когда ее сознание проясняется, – сказала Мия Арвидссон и настежь открыла дверь. – С другой стороны, к этому надо быть готовым.
Старая женщина сидела в кресле-качалке и оказалась не очень-то и старой, просто не от мира сего. Они подождали, пока медсестра удалится. Бергер представился и представил Блум, назвав имена, открывавшие простор для фантазии. Потом сел в кресло напротив женщины, а Блум со скептическим видом осталась стоять возле стены, скрестив руки на груди.