Безлюдные земли

– Дай угадаю. Центр лечения от алкоголизма и наркомании?

– Пансионат «Ласточка», – сказал Бергер. – В центре Соллентуны.

Еще не добравшись до цели, они начали замечать признаки того, что что-то не сходится. Пансионат «Ласточка» занимал пару этажей в одном из огромных домов на улице Мальмвеген в Соллентуне, и в длинных коридорах висело многовато для центра лечения от алкоголизма и наркомании вышитых крестиком пословиц в духе «Мой дом – моя крепость» и «В гостях хорошо, а дома лучше». Когда им навстречу выехало первое инвалидное кресло и как минимум девяностошестилетняя дама встретила их словами: «Господин и госпожа Эльфенбен, уже пора выливать горшки?» – их подозрения окрепли. Потом появилась медсестра, вопросительно посмотревшая на гостей. Бергер достал свое удостоверение и спросил:

– Какова специализация пансионата «Ласточка»?

Их удивило, что медсестра засмеялась, прежде чем ответить.

– Когда-то такая специализация называлась гериатрическое отделение.

– Пожилые люди с деменцией, которые ожидают смерти?

– Не только. У нас есть несколько пациентов помоложе.

– Например, Антон Бергмарк?

Медсестра кивнула и провела их по коридору до большой комнаты, из окна которой открывался вид на другие многоэтажки. То тут, то там сидело с десяток пациентов. Был включен телевизор, но его, казалось, никто не смотрел. Все, кого успели заметить Бергер и Блум, были пожилыми, все сидели в инвалидных колясках, ничем особо не занятые. Медсестра прошла между ними к окну. Там сидел мужчина в коляске и смотрел в окно на дождь. Он сидел спиной к вошедшим, они видели только сгорбившуюся спину и безвольно свисающие руки, а отражение в окне было слишком нечетким, чтобы что-то им сказать.

– Антон? – мягко обратилась к мужчине медсестра.

Это не вызвало ровным счетом никакой реакции.

Медсестра взялась за ручки кресла и медленно развернула его.

И Бергер вдруг увидел пятнадцатилетнего Сэма, который бежит, как никогда раньше не бегал, через траву, которая достает ему до груди. Фигура перед ними медленно повернулась к ним лицом.

И это лицо было немыслимо угловатым и бугристым. Кости черепа торчали, словно у статуи, вылепленной художником-кубистом.

Бергер и Блум уставились на деформированную голову. С нее на них смотрели темные, скептичные, безразличные глаза.

* * *