Седзо являлся главой огромной корпорации «Технологии Аракава», за долгую историю своего существования ставшей известной благодаря разрабатываемым оружию, легкомоторной технике и компьютерам. Устав корпорации запрещал передавать бразды правления никому, кто не является прямым потомком основателя, поэтому у Седзо возникли серьезные проблемы – в таком виде он не мог вернуться на Японию, а из других наследников пост мог заполучить только его двоюродный брат, вражда с которым у них длилась много лет. Несмотря на свое положение, сам японец был человеком добродушным и общительным, вызывающим восхищение силой своего духа.
– Доброй ночи! – поздоровался Алекс и подошел к соседу.
– Здравствуйте, Алексайос! – Седзо слегка кивнул. – Небо просто восхитительно, не правда ли?
– Ага, потрясающе, – согласился Аманатидис. – Вот сколько ни любуюсь, никак не надоедает.
– В Кагосиме звезд почти не видно, – сообщил сосед. Его голос был резким и хрипловатым, но от этого ничуть не кажущимся непочтительным или просто неприятным. Он затянулся и пояснил свои слова: – Многие территории заняты заводами или очистительными станциями. Планета малопригодна для жизни, поэтому очень много агрегатов работают для создания пригодной атмосферы. Из-за этого над головами всегда такая-то дымка.
Алекс кивнул. Он слышал о климате планеты Япония. Им разве что детей не пугали. То, как жителям удалось сделать ее пригодной для жизни, оставалось загадкой. Сами японцы своими секретами делиться не спешили.
– Решили подышать свежим воздухом? – спросил Алекс. Сначала он хотел спросить, не мучает ли собеседника бессонница, но вовремя спохватился, привитые же спали, когда хотели.
– Да, дома иногда находиться невыносимо, – Седзо покачал головой. – Думаю, Вы и сами понимаете, что я имею в виду.
Соседи помолчали, думая каждый о своем.
– Знаете, в чем я вижу злую иронию? – поинтересовался японец, усмехнувшись. – Имя моей жены – Акеми – в переводе с японского означает «яркая красота».
Седзо захохотал, находя в сказанном нечто очень забавное. Алекс улыбнулся, стараясь поддержать соседа, хотя это показалось злой шуткой. Женщина, лишившаяся своей красоты таким жутким образом, – не предмет для насмешек.
– А как переводится имя вашей дочери? – решил он перевести разговор в другое русло.
– Юкичо? – переспросил японец так, словно у него была целая толпа дочерей. – «Юки но чо» значит «снежная бабочка». Именно такой смысл мы закладывали в ее имя.
– Очень красивое имя, – заметил Алекс. – А почему так? Что значит «снежная бабочка»?
Седзо пожал плечами, насколько это позволяло его неестественное строение, и задумался.
– Даже не знаю, – признался, наконец, он. – Когда-то в этом был смысл. Но теперь-то не припомнить.
Они снова помолчали. На этот раз дольше.
– Акеми хочет пойти завтра на митинг, – с недовольством в голосе сообщил японец. – А я не могу ее отпустить одну.
Алекс сглотнул и пожевал нижнюю губу. Повлиять на ситуацию у него не выйдет, но хотя бы попытаться он должен.
– Седзо, послушайте меня, – как можно вкрадчивее сказал он, не отрывая взгляда от собеседника. – Не ходите, прошу Вас! Вы ведь понимаете, что происходит? Не сегодня-завтра начнется бунт. И Вы должны знать, что мы уже получили разрешение стрелять на поражение.
Аракава сжал зубы и два раза кивнул.
– Я все понимаю, Алексайос, – медленно проговорил он. – Но все должно закончиться. Так или иначе.
Алекс побледнел. Ему было понятно, к чему клонит сосед.
– Подумайте о Юкичо, – взмолился он. – Она еще совсем ребенок. Если с вами обоими что-то случится…
– Человек и не должен расти на плоту родительской опеки, – отрезал японец в ответ. – Иначе никогда не научится плавать сам. Она справится. Даже панацины не смогли причинить ей вреда.
Окружающая безмолвность давила. Здесь не было стрекотания цикад и сверчков, не было завывания ветра и лая собак – кромешная тишина царила в городе по ночам. Поэтому и невозможно было в поздний час встретить кого-либо на улице или даже во дворе – каждый житель хорошо был знаком с этим беззвучием и спешил укрыться от него в своем доме. Но этой ночью все было не так. Напряжение последних месяцев лишало сна всех непривитых, поэтому они все чаще покидали жилища во мраке и бесцельно бродили там и тут, пытаясь успокоиться и вымотаться, чтобы лечь в кровать и мгновенно отключиться. Вот и сейчас краем глаза Алекс видел вдалеке едва различимые в сумраке силуэты других полуночников.
Седзо докуривал уже третью сигарету и преспокойно рассматривал звезды. Уже минут пять прошло с тех пор, как последнее слово сорвалось с губ японца. Его собеседник так и не мог придумать, что сказать еще. Аманатидис понимал, что сосед не уйдет первым, но уйти самому прямо сейчас было неловко. Какую-то фразу он должен был бросить напоследок.
Но, так ничего и не придумав, он побрел домой, кивнув Седзо на прощание.