Безмолвная ярость

Мать дома была фанатично благочестива. Она вроде бы знала Священное Писание наизусть, но была при этом суеверна и ограниченна, принимая за чистую монету рассказы о Потопе, ангелах и демонах, городах, разрушенных серой и огнем. И подозревала, что Нина не получила достойного религиозного образования. Конечно, по воскресеньям семья ходила к обедне, а иногда и к вечерней службе. Все вместе посещали приходские праздники и принимали участие в благотворительных сборах. Между двумя делами, если было не слишком поздно, она заставляла девочку становиться на колени перед креслом и молится Пресвятой Деве, Отцу и Святому Духу, а в те редкие моменты, когда не слишком уставала, читала ей из Евангелия и даже отваживалась бормотать латинские фразы, из которых не понимала ни слова.

Что касается отца — Нина почувствовала это с первого дня, — он был хорошим, но слабым человеком, не позволявшим себе поспешных суждений. Когда мать после и без того слишком долгого и тяжелого дня выискивала предлог, чтобы пожаловаться на нее, он осмеливался робко сказать: «Она не такая уж и плохая девочка». На это жена отвечала, пожимая плечами: «Да что ты об этом знаешь? Не ты заперт с ней наедине весь день». Он предпочитал укрываться за трусливым молчанием и, бросив на Нину короткий виноватый взгляд, удалялся к камину и закуривал трубку. Табачный дым пах землей и сгоревшим сеном и очень нравился Нине.

Еда, хоть и была скудной, но качеством значительно превосходила все, что когда-либо пробовала Нина. За столом ей мешали только сильное чавканье и рыгание. Отец, верный себе, говорил мало, жевал медленно, окидывал долгим взглядом сидящих за столом и держал при себе мысли, которые ему внушали члены семьи. Если он брал слово, то лишь для того, чтобы затронуть денежные проблемы. Он жил в страхе промахнуться, объяснял, сколько франков потратил на ту или иную поставку, беспокоился о будущих расходах и повторял, что нужно быть осторожным, чтобы ничего не потратить зря.

Желая подать пример, отец сметал хлебные крошки в ладонь и высыпал их в рот привычным ловким жестом. Маленькая Анн-Мари смеялась, а мать бросала на Нину кислый взгляд, словно сетуя на новый рот, который приходится кормить.

Кристиан рисовал семейству планы новых начинаний, говорил о том дне, когда уедет с фермы. Получивший некоторое образование, он чувствовал себя неуютно в этом доме, где сталкивался с грубыми манерами. Молодой человек рассказывал о «проектах», ничего не уточняя, приводил в пример ровесников, менее умных и интеллигентных, но добившихся успехов в городе. Обиженный его воззрениями и планами, отец смотрел в сторону и изображал безразличие. Его жена поднимала глаза к потолку, повторяя: «В чужом огороде капуста слаще». Нину задевали эти колкости, как будто мишенью была она. Она сочувствовала Кристиану, потому что он всегда находил для нее доброе слово и не колеблясь помогал ей в некоторых изнурительных работах. Он был единственной рукой помощи в доме, единственным ухом, которому она иногда осмеливалась довериться.

Одержимость отца деньгами с коварством оспы заражала остальных членов семьи. Кристиан злился, видя в жадности отца непреодолимое препятствие для своих намерений, мать — еще одну возможность поссориться с Ниной, «позабыв», что домашние дела выполняются даром и что она получила немалую сумму за то, что приняла ее в дом.

В кухонном шкафу была спрятана металлическая коробка, где хранились деньги. Нина не могла об этом не знать, потому что отец часто доставал ее, чтобы добавить к содержимому несколько сэкономленных монет или — реже — взять, сколько требуется. Однажды, без особой причины, мать высыпала кучу монет на стол и принялась считать вслух. Закончив, воскликнула встревоженным тоном, которым пользовалась, чтобы драматизировать самую ерундовую ситуацию:

— Не хватает трех франков!

Нина только что вошла на кухню, стряхнув на пороге воду с салата.

— Ты слышала? В коробке не хватает трех франков.

Нина смотрела на столбики монет, качая головой.

— Я не брала…

— Зачем оправдываешься, если тебе не в чем себя упрекнуть?

— Я ничего не делала! Может вы… ошиблись.

Мать набросилась на нее как гарпия.

— Ошиблась?! Хочешь пересчитать? Она еще будет утверждать, что ученее меня! Я прекрасно знаю, сколько монет было в этой коробке.

— Возможно, их взял кто-то другой…

— Теперь обвиняешь других? Здесь только мы с тобой.

— Я никого не обвиняла.

— А теперь она еще и лгуньей меня называет…

Лицо матери исказила свирепая гримаса, она схватила Нину за волосы и начала трясти из стороны в сторону.

— Говори правду!

— Ой, больно!

— Ты — воровка. Деньги пропадают не первый раз. Твой опекун нас предупреждал!

— Обыщите мою комнату, если не верите! — крикнула Нина.

— Ты могла спрятать их в другом месте. Чего уж проще…

Мать вдруг задохнулась и отпустила Нину, вырвав у нее прядь светлых волос, схватила тряпку, висевшую на спинке стула, и принялась лупить девочку. Нина попыталась защититься, прикрываясь обеими руками.

— Вы сумасшедшая!

— Сумасшедшая? Да как ты смеешь?!

Удары сыпались один за другим.