Безмолвная ярость

— Это мы и пытаемся выяснить. Кажется невероятным, что общество не сопротивлялось, но иногда, увы, проще закрыть глаза и не обращать внимания. Трусость, равнодушие, конформизм… многие факторы объясняют, как мы до этого докатились. Никто не хотел видеть, что происходит. Не следует забывать, что большинство интернированных были выходцами из бедных и неблагополучных семей. Немногие оспаривали решения о задержании. Как правило, они предпочитали сотрудничать в надежде смягчить приговор или облегчить условия содержания. После освобождения всем было слишком стыдно открыто говорить о том, через что они прошли. Эти формы содержания под стражей наносили душам невообразимый урон.

Я в шоке. Чем оправдать то, что мою мать-подростка заперли в одном из этих страшных заведений? Я вспоминаю «диагнозы», перечисленные Бертле: разврат, алкоголизм, безнравственность… Не могу поверить, что хоть один может касаться Нины.

Профессор снова берет в руки фотографию с неровными краями.

— Можете ее датировать?

— Думаю, она была сделана между шестьдесят пятым и шестьдесят седьмым годами — во всяком случае, не позже.

— У вас есть хоть какая-нибудь информация о пребывании вашей матери в доме Святой Марии?

— Нет, и никаких других документов тоже нет. К сожалению, моя мама сейчас не говорит. Не думаю, что она сказала бы мне, даже если б могла. Я мог и не увидеть эту фотографию.

Мы умолкаем; про такую паузу говорят: «Ангел пролетел». Бертле задумчиво рассматривает снимок, а я пытаюсь возобновить разговор:

— Что вы знаете о доме Святой Марии?

— Был год, когда я в основном занимался пенитенциарными учреждениями латинских кантонов: Во, Женевы, Фрибура, Невшателя и Вале… Объем работы непомерный. Я сведу вас с нашей коллегой, которая работает в общежитиях и учебных заведениях для девочек; от нее вы узнаете гораздо больше.

Бертле улыбается и возвращает мне фотографию.

— Я уже сообщил доктору Дюссо о вашем визите. Его кабинет дальше по коридору, вы легко найдете. Ко мне приходите в любое время, моя дверь для вас всегда открыта. Планируете остаться в Лозанне надолго?

Я колеблюсь всего мгновение.

— Пока не знаю. Это будет зависеть не от меня…

5

Дверь в кабинет доктора Дюссо приоткрыта. Молодая женщина лет тридцати пяти, темноволосая, миниатюрная, сидя на стремянке, убирает толстые папки на последнюю полку книжного шкафа. Я тихонько стучу.

— Извините, я ищу доктора Дюссо.

Женщина поворачивает голову.

— Уже иду. Дайте мне только время, чтобы…

Она несколько секунд борется со своими записями, потом спускается и распахивает передо мной дверь.

— Господин Кирхер?

— Именно так, — мысленно усмехнувшись, отвечаю я.

Доктор протягивает мне руку. У нее чудесные сине-зеленые глаза, мелкие веснушки усеивают щеки, от угла рта к «ложбинке ангела» тянется небольшой шрам.

— Марианна Дюссо, приятно познакомиться. Людовик предупредил меня о вашем визите. Входите.

Я все еще слегка ошарашен, потому что ожидал увидеть мужчину, ровесника Бертле, и, как умею, пытаюсь скрыть удивление.

Кабинет Марианны намного у́же профессорского. На стене висит репродукция Шагала — влюбленная пара, летящая над городом, — милые безделушки украшают шкафы, на тележке для книг стоит ваза с цветами из дутого стекла.

— Вы ищете информацию о доме Святой Марии, если я правильно поняла.

— Верно.

Не обращая на меня внимания, Марианна начинает перебирать бумаги, навалом лежащие на столе.

— Куда я его засунула, будь он неладен?! Все время теряю… Ага! — Я вижу, как она достает из-под бумаг свой мобильный телефон. — Как насчет кофе? Я сегодня без ланча, и мне нужна хорошая доза кофеина, чтобы продержаться весь день.

— С удовольствием.

— Единственная кофемашина на этаже сломана; не возражаете, если мы пойдем в кафетерий? В этот час там пусто, и мы сможем спокойно поговорить.

Я следую за ней и по пути рассказываю о причинах моего приезда в Лозанну. Марианна слушает с интересом, идет быстро энергичным шагом: все в ней свидетельствует о решительном характере.

Кафетерий находится в дальнем конце здания. Мы пьем кофе у стойки, а потом садимся за столик в скандинавском стиле рядом с эркером, выходящим на террасу и большую зеленую лужайку.

— Кампус просто великолепен.

— Работать здесь — удача и удовольствие. Я окончила этот университет, для меня он своего рода второй дом…

— Значит, вы историк, как и профессор Бертле?

— Да, но специализируюсь на социальной антропологии. Людовик был моим научным руководителем. Год назад я попросилась в экспертную комиссию по расследованию случаев административного задержания. Как он, вероятно, уже сказал вам, я работаю в основном с архивами учреждений, принимавших девочек-подростков и молодых женщин.

Я киваю, открываю пакетик с сахаром и высыпаю в кофе. К курению я уже вернулся, теперь настал черед сладкого.

— Он объяснил мне цель работы комиссии. Перед приездом я посидел в интернете, но не представлял себе масштабы явления.