Безмолвная ярость

— Может, и так, — отвечает Марианна, но я чувствую, что моя гипотеза ее не убедила. — А какое рациональное объяснение вы нашли для вашей фотографии? Вы сами сказали, что удивились, наткнувшись на нее.

Я колеблюсь всего мгновение. По правде говоря, приехав в Швейцарию, я перестал верить в совпадения.

— Чем дольше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что тетя не все рассказала мне о маме.

— Откуда такие мысли?

— Они больше чем невестки: смерть моего отца сблизила их. Может, тетя и забыла об этой фотографии, но вряд ли она не знает об этом месте и прошлом Нины. Не удивлюсь, если она специально сунула этот снимок в коробки, что дала мне.

— Но зачем?

— Может, хотела снять с себя ответственность, чтобы я все выяснил сам…

— Почему бы нет… Но тогда она шла на риск, ведь вы могли и не заметить снимок. То, что вам теперь известно, может очень помочь вашей матери, верно?

— Да. Мой адвокат привык опираться на принцип смягчения последствий. Он считает так: если удастся доказать, что у моей матери были причины гневаться на этого человека и она не отдавала себе отчет в том, что делала, из этих смягчающих обстоятельств получится извлечь выгоду. Проблема…

— Да?

— Проблема в том, что мы ничего не сможем доказать. У нас есть только хрупкие предположения, а по всем событиям, которые произошли в доме Святой Марии, иссяк срок исковой давности. Далленбах — старик, у него безупречная репутация.

— Вы слишком пессимистично смотрите на ситуацию, Тео. Если мы найдем хотя бы несколько конкретных фактов, этого может оказаться достаточно…

— Но каким образом?

— Этого я пока не знаю.

— Даже если моя мать в конце концов заговорит, не факт, что ей поверят. Все происходило слишком давно. Многие эксперты считают, что позднее возрождение старых воспоминаний ненадежно. Вы знакомы с синдромом ложных воспоминаний, который может быть вызван воздействием времени или нарушенным психическим состоянием? Что ж, в случае с моей мамой мы имеем и то и другое.

— Этот синдром не подтвержден научными доказательствами. Да, время способно изменить воспоминания, но я сомневаюсь, что молодые люди, подвергшиеся насилию в этих институтах, могли всё придумать или просто преувеличить.

— Я тоже в это не верю, но убеждать, к сожалению, нужно не нас.

Я наблюдаю, как официанты ходят взад и вперед перед отелем. Вряд ли хоть один клиент, кроме нас, знает, чем когда-то было это место, в рекламных проспектах нет упоминаний о доме Святой Марии. Сколько жизней здесь было разрушено? Сколько судеб пересеклось? Возможно, из-за того, что Марианна рассказала мне о своем отце, я внезапно вернулся мыслями к своему. Знал ли он, откуда взялась Нина? Имел ли хоть малейшее представление о ее швейцарском происхождении? Они были так близки, что я не могу поверить, что он мог ничего не знать о прошлом. Впрочем, события нескольких последних дней лишили меня уверенности в чем бы то ни было.

Мы с Марианной продолжаем трапезу. Она говорит о своем детстве в Лозанне, о друзьях-подростках, объясняет, как сильно привязана к этому городу. После этих откровений я решаю предоставить ей возможность изменить свое мнение обо мне и рассказываю о мельнице Сент-Арну, которую никогда больше не видел, перечисляю немногие мимолетные воспоминания, которые остались об отце, о моей последней встрече с Камилем в Антибе.

Я сегодня многословнее обычного и не могу удержаться от признания, что моя жизнь превратилась в эмоциональную пустыню из-за неспособности построить прочные отношения с кем бы то ни было. Когда официант приносит кофе, я начинаю сожалеть о своих слишком откровенных признаниях: кажется, с тех пор как мы встретились, я продемонстрировал только свои слабости и самую темную сторону.

Зонт больше не защищает Марианну от солнца, и она надевает темные очки, как у Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани», и откидывается на спинку стула. На столе начинает вибрировать ее телефон.

— Снова няня?

Марианна смотрит на экран и внезапно делается задумчивой.

— Нет, извините, мне действительно нужно ответить.

Она встает и быстро допивает кофе.

— Стефан, спасибо, что перезвонил, — успеваю услышать я, прежде чем она отходит в сторону парка.

Бывший муж… Глупо, но я чувствую легкую досаду. От того ли, что меня привлекает эта женщина, или потому, что Джульетта никогда мне не звонит… Телефонный звонок длится менее двух минут. Марианна возвращается к нашему столу с довольным выражением лица.

— Это был отец Эмили.

— Я понял.

— Не знаю, говорила ли я вам, но Стефан — капитан жандармерии Во.

— Я не знал.

Марианна садится. Я действительно не понимаю, к чему она клонит.

— Я позвонила ему вчера вечером, как раз перед тем, как связаться с вами: мне нужна была его помощь.

— В связи с домом Святой Марии?

— Да… Это не по правилам, но он поискал Нину Янсен в картотеке, к которой имеет доступ.

— И что-нибудь нашел?

Марианна кивает.

— Он подтвердил, что эта девушка действительно умерла в шестьдесят седьмом году. Ее родители также умерли, но осталась сестра. Ее зовут Элизабет Янсен, она все еще живет в Женеве, и Стефан дал мне ее контакты, чтобы я могла с ней связаться.

3