Безмолвная ярость

Все в доме, от мадемуазель Кох до нянек и воспитателей, относились к Дениз иначе, чем к остальным — то ли из-за ее природной элегантности и властности, то ли из-за положения ее семьи. Выполняя хозяйственные обязанности, Нина обнаружила, что «аристократка» не привыкла работать руками. Ее движения были медленными и неуклюжими, при каждом усилии она пыхтела и постанывала. В то время как другие девушки использовали любую возможность, чтобы поболтать, Дениз держала рот на замке, как монахиня, давшая обет молчания.

Непрерывно наблюдая за ней, Нина почувствовала, как в сердце шевелится клубок противоречий. Дениз пугала ее, гипнотизировала, очаровывала, но глубоко внутри себя Нина чувствовала темные импульсы ревности и зависти, гнева и враждебности — как будто благодарность, которую она хотела бы засвидетельствовать за то, что та осветила ее темное существование, вдруг превратилась в обиду. Она любила и ненавидела. За манеры, непринужденность, суровую и холодную красоту, безразличие. Замкнувшись в молчании, которое Нина демонстрировала в ответ на молчание Дениз, она страдала. Почему эта девушка не обращает на нее ни малейшего внимания? Почему так эгоистично исключает из своего мира? «Нет, не смотри на меня, — думала она. — Так я могу ненавидеть тебя еще сильнее».

На вторую ночь заснуть оказалось еще труднее.

Отголосок чувств… Возбуждение предыдущего дня уступило место досаде и горечи. Все вокруг нее, в спальне, залитой анемичным сиянием луны, таяло и выветривалось. Дениз лежала в той же позе, с неподвижным, устремленным к потолку лицом. Такая загадочная и соблазнительная, она вызывала у Нины приступы меланхолии, от которых хотелось плакать. Большой дом, пианино, комната испарились, как химеры, оставив в душе пустоту и стыд.

Проходили минуты и часы. Около полуночи сон, в котором ей было отказано, наконец окутал Нину липкой простыней. Ей снился кошмар, ее била лихорадка, сотрясал озноб. Она внезапно проснулась вся в поту, не понимая, где находится. Как только оцепенение рассеялось, повернулась к кровати Дениз — и увидела, что та пуста. Одеяло висело в изножье кровати, простыни не было.

Нина вскочила с бьющимся сердцем. Вокруг царила та особая тишина общих спален, которая не бывает безмятежной, прерываемая приглушенными стонами и страдальческими выдохами. К такому не привыкаешь. Она пересекла комнату, стараясь не шуметь. Спящие тела образовывали почетный караул на ее пути. Сама не зная почему, Нина направилась в большую общую ванную комнату, через высокие внутренние окна увидела, что свет выключен, и толкнула слегка приоткрытую дверь. Ей показалось, что она вернулась в ночной кошмар. Видение было страшным: Дениз в ночной рубашке балансировала на краю чугунной ванны с петлей из простыни на шее, прикрепленной к большой водопроводной трубе, идущей вдоль стены на высоте двух метров. Девушка повернула голову. Глаза у нее были открыты, как у лунатика. Грязные волосы облепили серое, невыразительное лицо.

— О Господи! — вырвалось у Нины. Больше она ничего не смогла сказать.

Вздрогнув от крика, Дениз рухнула вперед. Простыня натянулась, как струна, с сухим пугающим звуком, ноги потеряли опору, и босые ступни повисли в нескольких сантиметрах от дна ванны.

Окаменев на секунду или две, Нина бросилась к Дениз, забралась в ванну, едва не поскользнулась, обняла дергающееся тело и изо всех сил приподняла его так, чтобы ноги девушки нащупали край ванны. Дениз боролась, отталкивая и царапая ее обеими руками. Их тела стали единым существом. После непродолжительной борьбы она сдалась.

Нина сидела, прижав ее голову к груди, задыхаясь от напряжения, парализованная случившимся. Тонкая ночная сорочка у лица… От Дениз пахнет весенним садом и потом. Тело было слишком тяжелым. Нина почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Кружилась голова, перед глазами мелькали черные мушки. Дениз не двигалась, став тряпичной куклой в Нининых объятиях.

Как только ее ноги немного окрепли, Нина не без труда одной рукой развязала простыню на шее девушки, и та хрипло закашлялась, пытаясь отдышаться. Нина помогла ей выбраться из ванны, расчесала спутанные пряди волос и увидела, что на шее темнеет пурпурный след.

— Я должна кого-нибудь позвать! Тебе нужна помощь…

В мутных глазах Дениз промелькнула тень паники. После очередного приступа кашля она воскликнула:

— Нет! Не делай этого! Пожалуйста, не зови никого. Мне уже лучше.

Первые слова, сорвавшиеся с ее губ… Момент, которого Нина так ждала, наконец наступил, пусть и при ужасных обстоятельствах. Голос был хрипловатым — и все-таки кристально чистым. Теперь, когда страх прошел, Нину снова охватила печаль. На глаза навернулись слезы.

— Зачем ты так? А если б я не проснулась и не нашла тебя? Почему ты хотела убить себя?

Дениз машинально провела рукой по шее. На ее лице отразилось смятение, усилив жесткость черт.

— Не знаю, — прошептала она.

— Конечно, знаешь! Никто не вешается без причины!