Безмолвные узницы

Внимание привлекает фиолетовый конверт. Она протягивает руку и достает несколько романтических записок, которые оставляла мужу. Кто знал, что в нем есть поэтическое начало! Она листает записочки, вспоминая тот или иной момент, и улыбается, делая вывод, что, несмотря на проблемы, бывали и дни, особенные, наполненные любовью. Жанета настолько увлекается этой мысленной прогулкой, что с удивлением обнаруживает среди листочков фотографию. Приглушенно вскрикивает: на снимке видит себя, разве что нет темной родинки на подбородке. Жанета никогда не фотографировалась так, но – боже мой – женщина идентична. В этот момент она слышит, как возвращается Брандао. Ей хочется побыстрее все убрать, но она сдерживается. Вместо этого Жанета становится лицом к двери, вцепившись в фото обеими руками, и ждет, когда муж войдет. Проходит меньше минуты. Как только Брандао видит, что его ящик открыт, он бросается к нему, но Жанета не отступает. Вцепившись в предплечье мужа с силой, о которой и не подозревала, она спрашивает:

– Ты правда ударишь мать своего ребенка?

– Ребенка? – Он в ярости. – О чем ты?

– Я только что сделала тест.

– Пташка, ты не шутишь? Как это случилось? Я не готов быть отцом. Не думал, что когда-нибудь им стану.

Она не успокаивается:

– Кто знает, может быть, Бог возвращает жизни, которые ты отнял? – Жанета идет в ванную и приносит ему неопровержимое доказательство. Брандао сжимает полоску теста и, потрясенный, тяжело сглатывает. Он садится на кровать, смотрит на жену, а затем на открытый ящик тумбочки, ничего не понимая.

– Почему ты открыла мой ящик, пташка?

– Потому что я твоя жена, твоя сообщница. Я жду твоего ребенка и не хочу, чтобы между нами оставались секреты. – Жанета бесстрашно протягивает фотографию. – Я хочу знать, кто это.

Брандао подходит к окну и застывает там на несколько минут, взгляд теряется на горизонте. Она уважает его потребность в передышке, но так просто не сдается. Жанета хочет столкнуться с реальностью, какой бы та ни была, намерена встретиться с нею лицом к лицу. Когда он снова оборачивается и подходит к двери, Жанета останавливает его:

– Куда ты?

– Мне нужно что-нибудь покрепче.

Она следует за ним в гостиную и садится на диван. Брандао наполняет высокий стакан льдом и окропляет камни своим любимым виски – Natu Nobilis. Он садится в кресло, менее чем в метре от нее, лицо его выражает усталость.

– Спрашивай, – предлагает он. – Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

– Кто эта женщина, Брандао? Твоя первая жертва?

– Это не жертва.

– Тогда кто?

– Моя мама, маленькая пташка, моя мама, – его голос звучит хрипло и тихо, словно у человека, идущего по минному полю. Отвечая, он даже не может смотреть на нее.

– Твоя мама?

– Человек, которого я любил больше всего на свете. И та, которую я ненавидел больше всего.

– У этой женщины – мое лицо, Брандао! Ради бога, почему ты мне ничего не говорил?

– А что я мог сказать? – Брандао засовывает в стакан указательный палец, вращая лед, словно это помогает ему думать. Обсасывает палец и делает большой глоток виски, морщась, когда жидкость стекает в его горло. Между ними повисает молчание, которое становится все более и более невыносимым, так что он продолжает говорить, не дожидаясь ее вопросов:

– Пока она была рядом, она была лучшей мамой в мире. Потом… Она сбежала, удрала, обещала забрать меня и так и не вернулась. Предательница. – В его голосе звучит гнев, рот искривляется в гримасе. Брандао допивает виски и встает, чтобы наполнить стакан. Жанета понимает, что история не будет развиваться в хронологическом порядке, подобно идеальному повествованию. Ей нужно тщательно продумать следующий вопрос:

– Твоя бабушка все еще с тобой. Вот почему она испугалась, когда увидела меня. Она подумала, что я – твоя мама, верно?

– Да, – отвечает он с ностальгической улыбкой. – Я много лет не вспоминал о своей матери…

– Как ее звали?

Брандао ерзает в кресле, ему неудобно. Жанета понятия не имеет, как долго ее муж будет оставаться таким спокойным и отвечать на ее вопросы. Чтобы отвлечься от воцарившейся тишины, она встает, берет еще льда, открывает пакет чипсов и приносит бутылку виски.

– Анахи, но мы звали ее Ана, – отвечает он, открывая бутылку. – Я родился, когда ей было всего тринадцать, она едва не умерла при родах. Обо мне всегда заботилась бабушка.

– Твоя бабушка индейского происхождения, это нельзя не заметить. Она всегда ходит голой?

– Для нее это нормально, пташка.

– Даже несмотря на то, что она так долго живет вне племени?

– Моя бабушка никогда не уходила из племени, ее оттуда вырвали, похитили. Но это мое дело, неважно.

– Давай, расскажи мне, Жизнь…

– Хватит скучных вопросов, – говорит он с некоторым раздражением. – Я не хочу больше ничего рассказывать.

Она подтаскивает к себе первую попавшуюся подушку, прикрываясь, откидывает голову на диван и ждет, пока он выпьет еще и расслабится. Затем снова смотрит на Брандао:

– Нет такой вещи, как твои дела. Теперь, с нашим сыном, наш мир един, Жизнь моя. Поделись со мной.