Мне нравилось кататься на велосипеде. Еще больше мне нравилось, когда мой велосипед ехал в противоположном направлении от моего дома. Я не выносил это место. Итак, я ехал на своем черном глянцевом BMX с хромированным рулем на другой конец города. С капюшоном на голове и в свободных джинсах я ехал туда, где любил проводить время, когда дома становилось слишком тесно. Когда дышать становилось трудно и напряжение в воздухе предупреждало о приближающейся грозе. Большинство родителей любили друг друга – мои же с трудом могли находиться рядом. С противоположной стороны дороги раздался сигнал автомобиля, и я ударил по тормозам, чтобы остановиться. Повернувшись к машине, я прищурился. Я знал, что не должен был останавливаться. Я был юн – почти ребенок. Если быть точным, на тот момент мне было восемь лет. По закону мне не разрешалось ездить по городу в одиночку, поэтому я снова оседлал велосипед и направился к Ньютаун-Бич. Дорога туда всегда занимала около двадцати минут. Я остановился, откинул подножку велосипеда и осмотрел развернувшийся передо мной вид.
Это был трехмерный парк. Здесь находилось около двадцати металлических кабин-домов. Все трейлеры выглядели по-разному, благодаря чему можно было сделать кое-какие выводы о местном контингенте. Начиная от домика пенсионерки с ОКР
[36], огородом и кошками и заканчивая старыми мусорными баками и ржавыми качелями, прошедшими через огонь и воду. Мое внимание сразу же переключается на знакомый мне металлический трейлер. Вмятины и царапины на его стенках были хорошо видны даже при беглом взгляде. Этот трейлер был заброшен – как и ребенок, который в нем жил. В образцовых трейлерных парках рядом с домиками виднелись клумбы, складные уличные стулья и столы для пикника – здесь все было иначе. За этим трейлером явно никто не следил, и, как всегда, я направился прямо к нему. Я как раз собирался ступить на искусственную траву, которая давно потеряла своей неестественный зеленый цвет и приобрела выжженный тускло-желтый оттенок, когда металлическая дверь распахнулась и навстречу мне вышла Хейл. Ее каштановые волосы струились вокруг лица, по форме напоминающего сердечко.Наши глаза встретились, и ее хмурый взгляд смягчился.
– Бишоп?
Она вытирает слезы со щек, шмыгает носом и уверенно поднимает голову. Однажды эта гордость ее убьет.
– Тебе не следовало приходить, Бишоп. Сегодня он злой. По-настяощему злой.