Безнадежные войны

Мне также не нравилось фанатичное, слепое преклонение перед Менахемом Бегином. Я был хорошо с ним знаком и уважал его. Не раз бывал у него дома, был знаком с его семьей. Он был очень умным и образованным человеком, с великолепными аналитическими и ораторскими способностями. Но мне претила его склонность к устаревшей демагогии в стиле 30-х годов. Кроме того, я обратил внимание на его обостренное, почти болезненное отношение к своему статусу. Он не терпел никаких возражений, особенно в своей партии и от своих приближенных. От товарищей по партии и в особенности от партийного руководства он ждал преклонения и беспрекословного подчинения. Способнейшие представители ревизионистского движения, обладающие независимым мышлением, как, например, отец Беньямина Нетаньяху – Бен-Цион Нетаньяху, который был секретарем Жаботинского, были вытеснены из движения. Бен-Циона Нетаньяху притесняли не только государственный истеблишмент, но и партия, которая вроде бы основывалась на идеологии ревизионистского движения и провозгласила себя его продолжательницей. Только Бегину предназначалась роль истинного наследника и продолжателя дела Жаботинского. Тем самым идеология ревизионизма в движении «Херут» была подменена слепым исполнением приказов руководителя Национальной военной организации (ЭЦЕЛЬ) Менахема Бегина. Мне все это не нравилось и, конечно, никак не способствовало желанию вступить в партию. Я обрадовался, когда Ицхак Шамир и Геула Коэн присоединились к движению, прежде всего потому что они обладали собственными взглядами и независимым мышлением. Тем самым произошло своего рода примирение, хоть и не окончательное, между ЭЦЕЛЬ и ЛЕХИ. Когда Шамир был руководителем Ликуда и возглавлял правительство, его не раз тревожила позиция выходцев из ЭЦЕЛЬ, не всегда готовых поддержать бывшего командира ЛЕХИ. Я не раз был свидетелем его озабоченности по этому вопросу. Еще больше я был рад, когда Ицхак Шамир и Геула Коэн были избраны в Кнессет в конце 1973 года. Особенно я радовался за Геулу Коэн, ведь она олицетворяла для меня верность Стране Израиля, еврейскому народу и государству Израиль, необыкновенную способность к самопожертвованию, темперамент и горячую преданность, которые проявлялись во всем, что она делала и говорила, и не только в связи с борьбой евреев Советского Союза.

Накануне выборов в 1977 году меня несколько раз просили выступить в эфире в поддержку Ликуда. Я согласился говорить только на одну тему: борьба советских евреев за выезд в Израиль и поддержка этой борьбы. Касательно остальных вопросов я сказал, что есть люди, способные ответить на них гораздо более компетентно, чем я. Когда Йоханан Бадер говорит о проблемах экономики, это воспринимается намного серьезнее, чем рассуждения Яши Казакова. А моим словам о борьбе евреев за выезд из Советского Союза придают большее значение. Я призывал и на иврите, и на русском голосовать за Ликуд, потому что только Ликуд способен произвести необходимые изменения в политике государства, что позволит приехать в Израиль сотням тысячам евреев из Советского Союза.

В парламентских выборах 1977 года победил Ликуд, и Менахем Бегин после долгих лет оппозиции впервые сформировал правительство. Ликуд победил потому, что воспринимался как альтернатива прогнившей, разваливающейся и аморальной власти, терпеть которую общество уже не могло. Ранним утром, после выборов, я носился на машине по улицам Тель-Авива и Рамат Гана. У меня было ощущение, что это рассвет нового дня, с которого начинается новая эпоха, и все в Израиле будет по-другому, что все ошибки, все неудачи и недоразумения будут исправлены и страна пойдет правильным путем. Я считал, что справедливость восторжествовала. Те, кто призывал к более справедливому, более эффективному, более еврейскому и более независимому обществу, поведут Израиль к лучшему будущему.