Безнадёжный

– Иммунодепрессанты. Нужно подобрать точно дозированную дозу препаратов… Комбинацию из двух или трёх… Учитывается масса тела, рост, состояние, личная реакция организма…, – слышу я части сложных фраз, но мозги по-прежнему не соглашаются на полноценный их анализ.

– Гисто-совместимость хорошая, именно потому для пересадки выбрали именно Льва. Донорский орган очень качественный, такое бывает редко. Прежний владелец сердца укреплял его физическими упражнениями и здоровым образом жизни. Исходя из этого, прогноз относительно неплох. Но загадывать наперёд нельзя, слишком много деталей.

– Но есть и отрицательные стороны. Реципиент имеет ослабленный организм. Следует внимательнейшим образом следить за его состоянием.

– Возможно послеоперационное инфекционное заражение…

Я снова начинаю задрёмывать, и перестаю слышать обсуждающий меня голос.

Должно быть, проходит несколько часов.

Ко мне снова подходят врачи, и на сей раз мне хватает сил разлепить ресницы и окинуть их благодарным, но всё же измученным и мутноватым взглядом.

К щекам приливает кровь, их неприятно пощипывает. Я даже слегка потею, то ли от повышенной температуры, то ли от внезапного приступа волнения.

Я пробую глубоко вдохнуть и выдохнуть, борясь с подступающей тошнотой и начинающейся, неприятной болью, идущей из глубины грудины.

Я пробую услышать своё новое (принадлежавшее ранее другому человеку) сердце, но вместо его стука слышу только звон и гул в собственной голове.

Мысль о том, что мне заменили орган, не желает укладываться в сознании, всеми силами продолжает будоражить воображение, и я сам себе не верю. Может, я нахожусь в коме, и всё это мне только кажется? Однако на фантазии воспалённого рассудка моё состояние всё-таки не похоже. Просто потому, что вокруг меня слишком много суеты.

Врачи просят меня перевернуться с боку на бок, потом дают надуть специальный мячик.

С трудом, но я всё же умудряюсь выполнить данное упражнение, на что получаю одобрительное восклицание. А мои руки за одно мгновение вдруг осознают, что страшно устали, и не в силах держать неподъёмный и неприятный груз, разжимаются и роняют мяч.

Голоса понемногу начинают теряться во тьме. Меня будто накрывают огромной снежной периной. Боли я не чувствую. Не чувствую вообще ничего.

– У него аритмия… Возможно, внутреннее кровотечение. Интерны, шаг назад. Зовите лечащего врача. Срочно, давай…

***

Мне ужасно, просто невыносимо сложно. И больно. И плохо.

Моё (и в то же время, всё-таки чужое) сердце сучит громко, и чуть чаще, чем следует, и звук его эхом разносится по каждому из рёбер.

Я до сих пор нахожусь в реанимации, и это вызывает определённые опасения: если не переводят в палату, значит, что-то идёт не так.

К счастью, последний услышанный мною факт, про внутреннее кровотечение, не оказал существенного влияния. То ли кровотечение быстро купировали, то ли оно прошло само, то ли и вовсе мне всё послышалось. Меня не вскрывали повторно, не откачивали кровь, не устраняли «протечку». Но и без этого мне приходится туго.

Я валяюсь пластом, не в силах даже тихонечко подвывать от боли, хотя общее состояние и настрой требуют этого крайне категорично. Добрая и внимательная медсестричка исправно подкалывает мне обезболивающие, пытается поддержать и успокоить, а я лишь облизываю пересохшие губы, и прикрываю глаза.

– Имя у тебя какое… подходящее. Лев. С таким «храбрым» именем и ты сам должен быть храбрым. Держись, – слышу я её высокий голосок, в котором от природы слышится с вопросительные интонации, даже в восклицательном предложении.

Внутри меня ворочается что-то странное; это и недовольство, и усталость, и непонимание, и злость. А до кучи, из-за всего этого я чувствую себя крайне неблагодарным, и мучаюсь виной. Люди столько сделали для меня, и продолжают делать, я просто не имею права давать своей усталости столько воли. Да и откуда она взялась, усталость эта? Я же ничего, ну прям вообще ничего не делал. Если только перенёс сложнейшую операцию.

Моя кровать-каталка устроена на кровати у окна, и я мучаюсь не только от постоянной фоновой боли и неприятной ломоты в теле, но и от сквозняка, дующего мне на лицо и шею. Но у меня нет сил двинуться, чтобы поправить одеяло или отвернуться. Нет сил даже на то, чтобы попросить кого-то заткнуть эту треклятую щель.

Я знаю, что люди заболевают не из-за холода и не из-за сквозняков, а из-за вирусов, которые подхватывают от других людей. В моём сквозняке вирусов нет, врачи ко мне подходят только в масках и перчатках, то есть все предосторожности скрупулёзно соблюдены,… но через пару дней инфекция всё-таки откуда-то подбирается ко мне.

Опять же, на моё счастье, это не воспаление раны, не краснуха и даже не грипп. Простое ОРВИ. «Простое» только для обычного, физически сильного человека. Для меня же это – полный, кромешный, абсолютный кошмар.