Хотя всегда есть соблазн сопоставить характер меценатов с красотой картин и скульптур, созданных по их заказам, «власть искусства» доказывает, что меценатство – особенно крупное меценатство – привычно служило собственным, очень циничным и реалистическим целям. Движителем были не культура и просвещение, а внутренняя нелегитимность тех, кто развивал искусство наиболее активно. Если при рассмотрении любой большой картины или фрески копнуть глубже, то непременно найдешь там совершенно иную, более мрачную историю меценатства и жажды власти. Но это лишь начало рассказа об истинной безобразности мецената эпохи Возрождения.
Хотя Галеаццо Мария Сфорца был молод, он был в состоянии понять, что Козимо де Медичи вместе с Гоццоли создали великолепную иллюстрацию легитимности его правления во Флоренции. Но он смог и понять, что Козимо более других нуждается в такой форме художественной легитимности. Более того, было очевидно, что он решил показать гостю фрески Гоццоли по очень конкретной причине.
Козимо де Медичи не был необычайно успешным человеком, сделавшим себя самостоятельно и проявившим способности, которые просто обязали его принять на себя бремя власти. Его восхождение на вершину не было результатом одного лишь богатства и здравого смысла. Хотя Козимо был человеком богатым и утонченным, по сути своей он оставался алчным и властолюбивым мегаломаньяком, достигшим своего положения с помощью коррупции, насилия и жестокости.
Он сделал состояние, ссужая деньги под проценты и спекулируя на высоковолатильном рынке. Колоссальные ресурсы Козимо поставил на службу своему безграничному честолюбию. Хотя он редко занимал официальные посты, но не стыдился покупать влияние, которого жаждал. Когда нужно было, он откровенно и открыто покупал голоса.
Козимо действовал за сценой. К любой оппозиции он был безжалостен. В начале своих политических авантюр он просто сыпал деньгами, пока не добивался результата. В 1433 г. фракция, возглавляемая Паллой Строцци и Ринальдо дельи Альбицци, изгнала Козимо из города, но он сумел шантажировать Флоренцию, угрожая лишить город столь необходимой ему наличности. Вернувшись во Флоренцию в 1434 г. он добился для Строцци и Альбицци пожизненного изгнания. И это было только начало.
Всего за год до прибытия Галеаццо Марии Сфорца Козимо устроил жестокий и бескомпромиссный переворот. Расставив вооруженных людей вокруг площади, он вынудил общественный
К 1459 г. Козимо полностью контролировал Флоренцию. Но даже несмотря на попытки сделать что-то хорошее для города (о чем пишет торговец Марко Паренти), пятно нелегитимности и незаконности осталось на нем навсегда.23
Как пишет в своих «Комментариях» папа Пий II, Козимо оставался «нелегитимным правителем» города и навсегда виновным в том, что держал «свой народ в жестоком рабстве».24 И как бы он ни старался подавлять оппозицию, какая-то часть населения всегда восставала против тех оков, которыми он его сковал.Козимо отверг всякую возможность получения законной власти. И ему пришлось вдвое упорнее трудиться, чтобы создать искусственную ауру легитимности. С той же безжалостностью, с какой он прокладывал себе дорогу к вершине власти, он искал в искусстве нечто большее, чем неопределенную и сентиментальную форму респектабельности. Пиком долгой кампании тщательно продуманного меценатства стала фреска «Шествие волхвов в Вифлеем». Она должна была прикрыть многочисленные пороки Козимо. С потрясающим хитроумием Козимо направил художественные способности Гоццоли на устранение ужасного пятна тирании и сумел представить себя великодушным
Учитывая те средства, с помощью которых Козимо установил контроль над Флоренцией, было очень важно, чтобы Галеаццо Мария Сфорца увидел в этих фресках убедительное доказательство власти Медичи. Демонстрируя стабильность и силу (абсолютно незаконные) положения своей семьи, Козимо с помощью визуальных образов устроил решительную демонстрацию силы. Все вращалось вокруг взаимной выгоды, и фрески Гоццоли стали визуальным компонентом большой игры, которая была бы вполне уместна в любой мафиозной драме.