Телефон Чонхи был все время выключен. Текстовые сообщения оставались без ответа, как и голосовые. Хеин не сомневалась – рано или поздно Чонхи ответит или позвонит, но этого так и не случилось. А потом Чонхи сменила номер.
Спустя годы Хеин хотела рассказать ей: тогда ей было так больно не только из-за смерти дяди. «Мне было гораздо больнее от того, что я знала, как ты его любила, знала, насколько важен он был для тебя».
Чонхи ушла, не сказав на прощание ни слова. Этот простой факт Хеин восприняла как слишком сложное домашнее задание, решить которое ей оказалось не под силу. Чонхи занимала в ее сердце слишком много места, чтобы просто принять ее уход и смириться с ним.
Поступок Чонхи Хеин могла прочитать только так: «Наши с тобой отношения ничего не значили, смотри, как легко я смогла от них отказаться. И вовсе не дорога ты мне была на самом деле». Для той Хеин «понять и смириться» означало согласиться с этим.
Возможно, на самом деле, так долго отказываясь принимать случившееся, Хеин просто пыталась удержать важность проведенного с Чонхи времени. Только в ту зиму Хеин смогла разглядеть правду, которую не хотела замечать, хотя давно все понимала.
«С днем рожденья!»
Сообщение пришло в полночь, как только настало десятое февраля.
«Свяжись со мной, когда поймешь, что готова».
Хеин смотрела на экран. Радость, которую вызвало это простое сообщение, ее удивила, но отрицать ее она не могла.
Хеин долго сомневалась, но все же решила не отвечать.
Даже после того, как Хеин вернулась к родителям, Чонхи ни разу не забывала о дне ее рождения. Как только наступала полночь, на пейджер обязательно приходило сообщение, Хеин брала трубку и проверяла автоответчик. Чонхи весело болтала о том и сем и старалась рассмешить Хеин.
Первый мобильный телефон, который появился у нее, когда она перешла в старшие классы, тоже был подарком Чонхи. Чонхи велела не рассказывать о нем родителям, поэтому Хеин держала его в беззвучном режиме в рюкзаке, а перед сном прятала под подушку. Чонхи посылала ей и простые эсэмэски, вроде «Что делаешь?», и составленные из разных символов изображения: зайчика, арбуза, звездочек или песиков. Если Хеин не брала трубку, она оставляла ей голосовые сообщения и рассказывала какие-нибудь комичные истории, которые с ней приключились. Все это приносило в жизнь Хеин свет. Она часто думала, что именно от Чонхи узнала, как хрупко и опасно то счастье, которое может подарить один человек другому. И что не бывает счастья, которое можно было бы обрести так просто.
Спустя месяц после своего дня рождения Хеин смотрела по телевизору трансляцию объявления импичмента президенту.
От друзей, тоже ходивших на митинги, стали сыпаться сообщения с поздравлениями, и сразу вспомнилось, как субботними вечерами она шагала вместе с толпой, держась в ее хвосте. Когда на сцене далеко впереди пели артисты или кто-то выкрикивал лозунги, эти звуки доносились до ее ушей как эхо, на такт позже. Чонхи тоже держала в руках пластиковую свечу. «Она часто там бывала? Выходит, мы шли вместе, среди сотен тысяч людей. Приближались друг к другу и отдалялись», – стоило задуматься об этом, как заниматься делами становилось невозможно.
В тот вечер снова пришло сообщение.
«Хеин, нестрашно, что ты не отвечаешь. Мне достаточно уже того, что ты просто читаешь. Недавно я видела сон. Как будто мы с тобой болтали всю ночь напролет после того, как столкнулись тогда у метро. Мы пили, я играла тебе на гитаре, мы много смеялись. Потом смотрели на ночное небо. Во сне мы не расставались. Когда проснулась, я пыталась убедить себя, что сон – всего лишь сон. Но все равно после него мне захотелось рассказать тебе, как счастлива я была в этом сне».
Хеин лежала в кровати и перечитывала сообщение.
Вспомнились поездки на учебу по первой ветке метро. Каждый раз, когда поезд ехал по мосту через Ханган, Хеин, сама того не желая, вспоминала Чонхи и скучала по ней. Сначала она пыталась бороться с этим чувством, но с течением времени стала позволять ему захлестнуть себя. «Значит, я скучаю. Значит, я скучаю по ней», – повторяла она про себя. Благодаря этому сообщению Хеин почувствовала, что скучала не только она одна.
Ей всегда хотелось спросить у Чонхи, если они когда-нибудь встретятся: как она могла не испытывать к ней ненависти? Как могла она не возненавидеть страшненькую и постоянно болевшую нахлебницу, с которой у нее не было ни капли общей крови. Почему она выделила ей место в своей жизни? Но после стольких лет желание просить объяснений и искать истину в прошлом пропало. Да и не было для этого причин.
«В жизни человека подобная разлука – событие незначительное. В нем нет ничего особенного», – Хеин долгое время думала именно так. Так она относилась к любым своим ранам. «Нельзя зацикливаться. По сравнению с тем, через что проходят другие, это ерунда. Все так живут, не думай, что ты особенная и что такое происходит только с тобой», – убеждала она себя.
Глядя на сообщение, Хеин пыталась представить сцены из сна Чонхи: как они снова смотрят друг на друга и делятся хорошим и плохим.