Безрассудная

— Хорошо, — медленно продолжаю я. — Я хочу, чтобы ты хоть раз в жизни послушалась меня и опустила ноги на пол. Раздвинь их как можно шире.

— Зачем мне…?

— Ты должна слушать меня, помнишь?

Она судорожно вздыхает, ее руки вспотели, а ноги скользят по камню.

— А теперь, — медленно проговариваю я, — нужно, чтобы ты увидела, сколько перед тобой места. Эта камера намного больше, чем ты думаешь. Мои ноги тоже лежат на земле.

Ложь. Я сижу, прижав колени к груди, и упираюсь взглядом в каменную стену.

— Чувствуешь, сколько у тебя места? Эта камера достаточно большая, и меньше она не станет. — A сглатываю, а затем переплетаю наши пальцы, чувствуя, как от внезапного прикосновения у нее перехватывает дыхание. Но вскоре она замедляет дыхание, ее рука сжимает мою, словно та является якорем, удерживающим ее от бурлящих мыслей.

— Лучше? — Спрашиваю я, затаив дыхание, и чувствую, как она кивает:

— Уже лучше.

Между нами повисает тишина. Она кладет голову мне на плечо. Каждая частичка меня сосредоточена на том, как ее пальцы ощущаются в моих руках. Это абсурд.

Отдаленный звук цокающих каблуков заставляет ее вырвать свою руку из моей хватки.

Хорошо. Отлично. Я рад, что с этим покончено.

Мужчина, появившийся возле нашей камеры, кажется мне смутно знакомым: его седые волосы собраны в хвост, над черными глазами нависают густые брови. Но когда я чувствую, как Пэйдин напрягается у меня за спиной, я понимаю, почему я его узнал.

— Рафаэль, — вздыхает она. — Значит, за всем этим стоит твоя жадность?

Он раскрывает объятия так, будто приветствует старого друга:

— Да ладно, малышка. Разве ты можешь меня винить? Никто не смог бы отказаться от цены, которую назначили за твою голову, — он переводит взгляд на меня, — а то, что я могу получить за вас обоих, просто невообразимо. Я бы даже не побоялся заявиться в Илию за то золото, что получу за вас двоих.

— Как ты вообще нас нашел? — задыхается Пэйдин. Воздух постепенно густеет от внезапно появившегося дурного запаха.

Рафаэль невозмутимо продолжает:

— Я расставил своих людей по всему городу, чтобы следить за тобой на случай, если ты сбежишь от своего принца, — он задорно усмехается. — Но вместо этого ты привела его с собой.

Выражение лица Пэйдин заставляет его нахмуриться.

— Не принимай это близко к сердцу, Тень. Может, ты и заработала мне немало серебра на ринге, но еще больше я заработаю за то, что верну тебя в Илию.

Он на мгновение отходит, чтобы взять блюдо с соседнего стола.

— Я решил принести это вам лично. — Он отпирает дверь камеры ржавым ключом, а затем наклоняется, чтобы поставить перед нами металлический поднос, наполненный кусками черствого хлеба. — В благодарность за то, что вы ко мне вернулись.

— Спасибо, но я сомневаюсь, что смогу переварить что-нибудь из-за этой вони, — практически кашляет Пэйдин.

— А, — кивает Рафаэль, — это все из-за канализации под нами, — он кивает на решетку, которая расположена в нескольких футах дальше по коридору. — Канализацию заполняют и промывают каждые несколько недель. К счастью для вас двоих, похоже, что очень скоро они именно это и сделают.

Мужчина улыбается, и дверь за ним закрывается.

— Надеюсь, вам понравится ваше недолгое пребывание в Доре, — он кивает в сторону тарелки с черствым хлебом. — Желаю повеселиться, придумывая, как это съесть.

Он удаляется по коридору, и его шаги становятся все тише. Я кашляю, пытаясь прочистить горло от густого воздуха, грозящего меня задушить. Пэйдин кладет голову мне на плечо, заставляя снова обратить на нее внимание.

— Нам нужно выбираться отсюда.

Я киваю, прежде чем опустить голову на ее плечо.

— Я ни за что на свете не вернусь в Илию в качестве пленника.

Одно лишь это разрушит мою репутацию, которую я тщательно создавал с самого детства. Каждый выполненный приказ, каждое задание, каждая смерть от моей руки будут абсолютно бесполезны. Если я вернусь после выкупа за свою голову, то буду выглядеть не просто слабым, а еще более жалким, чем если бы погиб во время задания. Это просто не вариант.

— Ладно, — ее голос звучит отстраненно и решительно. — У тебя есть идеи, принц?

Глава двадцать четвертая

Китт

В мою дверь стучат.

В нее всегда стучат слуга, Гвардеец или кто-то еще, и просят моего внимания.

Такова жизнь короля, я полагаю.

Я провожу рукой по своему усталому лицу, затем по измятой рубашке, после чего вспоминаю о пальцах, испачканных чернилами.

Я не похож на короля.

Я похож на мальчика, который пытается занять место мужчины, сидя в кресле, поглощающем его целиком. Я живу в королевстве, полном людей, с которыми слишком боюсь встретиться лицом к лицу.

И все же, несмотря на все это, я притворяюсь. Притворяюсь, что знаю, как жить, как король.

— Войдите.

В ответ раздается скрип петель, за которым следуют мягкие шаги по потертому ковру. Я отрываю взгляд от бумаг, разбросанных по всему столу. Мужчина медленно прикрывает дверь, каждое его движение спокойное и размеренное.

Не слуга. Не Гвардеец. Не тот, кто выпрашивает моего внимания. На самом деле, я не могу представить его, занимающегося чем-то подобным.