Безрассудная

— Не. Помогаешь, ― я чувствую, как его спина трясется от смеха. Не обращая на него внимания, упираюсь ногами, подготавливаясь. — Ладно, давай попробуем еще раз, — выдыхаю я, и оттолкнувшись от его спины, пытаюсь встать на ноги.

— Вот так, Грей, — шепчет он. ― Давай, еще немного.

Мои ноги дрожат, когда я пытаюсь встать вместе с ним. Это далеко не первая наша попытка, отчего я устаю и разочаровываюсь одновременно. Встать на ноги еще никогда не было так трудно. Я прижимаюсь к его спине, медленно подставляя ноги под себя, чтобы неуклюже встать на холодный тюремный пол.

— Ну наконец-то, черт возьми, — вздыхает Кай. ― Теперь самое интересное.

Я бросаю взгляд на зазубренный камень, выступающий из стены, почти в четырех футах от земли. Он делает к нему шаг, в свою очередь увлекая меня за собой.

— Ой, — шиплю я. ― Было бы неплохо предупредить в следующий раз.

― Ладно, — сухо говорит он. ― Сейчас я пойду к камню.

И с этими словами, он практически тащит меня за собой, пока я отступаю к стене. Когда мои ноги наконец снова стоят на полу, я фыркаю, в надежде, что он заметит мой взгляд. Тогда он поднимает наши руки, направляя веревку так, чтобы она упиралась в острый камень.

Мои руки заведены за спину и согнуты под неудобным углом. И все становится только хуже, когда он начинает пилить веревку о камень. Туда-сюда. Туда-сюда. Я опускаю голову к полу, наблюдая, как мои волосы падают, неряшливым ореолом вокруг лица.

― Ты там в порядке, Грей?

― Оу, просто великолепно, ― говорю я, но голос приглушен волосами. ― Моя шея никогда не чувствовала себя лучше.

Я слышу, звук трения веревки о камень, чувствую, как Кай выполняет большую часть работы.

― Не хочешь поиграть? Чтобы отвлечься от происходящего.

Я вскидываю голову, удивленная его предложением. Его забота — поражает. Разве он не клялся больше так не делать?

Силовик приказывает мне подойти на шаг ближе к камню.

Но это не забота, так ведь? Да, он использует меня, чтобы сбежать и спасти свою репутацию. Я лишь средство для достижения цели.

― Отлично, ― выдыхает он, все еще корпя над веревкой. ― Я вижу что-то серое. Угадай, что.

Я фыркаю.

― Все в этом, забытом Чумой месте, серое.

― Что ж, тогда тебе стоит быть поконкретнее.

Я вдыхаю через нос.

― Ладно. Стена.

― Попробуй снова.

― Решетка?

Он тянет веревку, проверяя ее прочность.

― Снова мимо.

― Потолок?

― Ты не слишком хороша в этом…

Эхо шагов обрывает его слова. На этот раз я молча тащу его обратно к нашему месту на полу, где чуть не падаю, и увлекаю его за собой. В устрашающе пустом коридоре из-за угла появляется стражник. Выудив ключ, он входит внутрь и, не глядя на нас, ставит металлическую миску с водой рядом с едва тронутым черствым хлебом. Я с трудом сдерживаю смешок. Они ждут, что мы будем лакать воду, как собаки. Еще одно доказательство их ненависти к нам, илийцам.

Дверь с тяжелым щелчком закрывается, и я слежу, как тень стражника скользит по коридору. Мы молчим, пока я не чувствую, как рука Кая похлопывает меня по пояснице в безмолвном приказе. Я делаю глубокий вдох, готовясь с трудом подняться на ноги.

Затем мы возвращаемся к камню и утомительному распиливанию. Я снова опускаю голову, давая шее отдохнуть, и бормочу:

― Поднос.

― Он скорее серебряный.

Я хмурюсь.

― Тогда, что насчет моих волос?

― Не знаю, Серебряная Спасительница, ― медленно говорит он, ― ты мне скажи.

― Я считаю, что они сойдут за седые, ― возражаю я.

Он смеется. Глубоким, темным, таким знакомым мне смехом.

― Твои волосы скорее сойдут за лунные лучи, чем за седые.

― Осторожнее, ― медленно произношу я, ― это звучало почти как комплимент.

Я слышу его короткий смешок.

― Может, я и сделаю тебе настоящий комплимент, если ты сможешь отгадать.

Я сверлю взглядом пол.

― Я уже назвала все серые вещи здесь.

― Очевидно, что нет.

Он перестает пилить и тянет за веревку Я чувствую, как она слегка ослабевает вокруг моих запястий, и с облегчением вздыхаю. Еще чуть-чуть, и я буду свободна.

― Что я могла пропустить? ― фыркаю я, поднимая голову, чтобы еще раз осмотреть камеру.

― Вон тот камень, — он говорит так небрежно, будто бы его слова не звучат как абсурд.

Я пытаюсь сдержаться. Правда пытаюсь. Но прежде чем успеваю остановить себя, выпаливаю:

― Извини, ты сейчас говоришь о камне на другой стороне камеры, который я даже не вижу?

Мгновение он молчит.

― О нем самом.

― Это совершенно несправедливо.

— Я говорил тебе конкретизировать, — медленно произносит он.

Из моего горла вырывается разочарованный стон, над чем он имеет наглость посмеяться. Удивительно, но мне удается сдержать негодование. Он прерывается, чтобы проверить прочность веревки.

― Теперь я смогу ее разорвать, ― его голос был хриплым, будто он только проснулся. ― Мы можем отдохнуть, пока стражник не вернется.

Кивнув, я вяло тащу его за собой в центр камеры и опускаюсь на землю.

― И тогда мы свалим отсюда.

― И тогда мы уберемся отсюда, ― мягко повторяет он.

Моя голова оказывается у него на плече, несмотря на все мои внутренние противоречия. Мое тело болит, каждый дюйм всего моего существа умоляет свернуться калачиком в его объятьях.